— Что? Что ты сказала?

Она подняла на него глаза.

— Ты слышал, что я сказала, Рей! — воскликнула Жаклин. — Прекрасно слышал! Я хотела, чтобы ты сделал это, слишком хотела! Ни разу в жизни не испытывала я такого неодолимого желания, пока не встретила тебя. Я… я никогда не чувствовала ничего подобного, никогда и ни с кем. И это пугает меня, ужасно пугает. Я привыкла контролировать свои эмоции, свою жизнь. Ты понимаешь, о чем я говорю? Понимаешь, Рей?

— Да, — хрипло выдавил он, ощутив, как его захлестывает волна безудержного ликования.

Она все-таки что-то испытывает к нему! Если это и не любовь, то по меньшей мере вожделение. Причем с самого начала. Насчет этого она не солгала. Жаклин хочет его как никогда прежде ни одного мужчину, в этом он был уверен. Даже сейчас ее сотрясала дрожь возбуждения, которую он не мог не заметить. А ее настоящий, непритворный страх потерять контроль над собой…

Да, она стала податливой как воск в его руках. То, о чем он мечтал, что представлял в самых диких, необузданных фантазиях.

О, какая развращающая мысль! Намного приятнее заставить ее сделать то, чего ему хочется, победив ее сексуально, чем воздействовать лишь на жадность и алчность. Да-да, жажда денег явно отошла на второй план, уступив место неудержимой, необузданной похоти.

Реймонд притянул ее к себе и впился в ее губы яростным, исступленным, почти жестоким поцелуем. Жаклин не сопротивлялась и скоро уже отвечала с не меньшей страстью и настойчивостью. Его язык скользнул между ее зубами и начал исследовать рот, ласкать нёбо, сплетаясь с ее языком. Реймонд не прерывал поцелуя, пока не ощутил, что полностью лишил Жаклин воли, и только потом поднял голову. Один взгляд на ошеломленное лицо жены лишил его разума, и он начал срывать с нее одежду.

— О, Рей… — простонала Жаклин, когда он притянул ее дрожащее нагое тело к себе.

— Скоро, — прошептал он в ответ, — скоро.

Держать обнаженную, трепещущую женщину, не пуская ближе, было невыносимо, потрясающе эротично. Но когда он увидел их отражение в стенном зеркале, ощущение усилилось десятикратно. Ее бледные ягодицы на фоне его брюк казались такими беззащитно-трогательными и бесконечно обольстительными, что он схватил сильными пальцами нежные полушария и начал яростно, с силой мять и сжимать их. Жаклин уткнулась лицом ему в грудь и непрерывно стонала, извиваясь и прижимаясь к нему, не находя ни успокоения, ни удовлетворения, ибо не могла прикоснуться к его обнаженному телу.

А Реймонд не спешил, каким бы сильным ни было его вожделение. Он упивался этим неожиданным, новым ощущением своей власти над ней, смаковал открытие, что она не притворяется хотя бы в отношении секса. Наконец он повернул Жаклин так, чтобы и она тоже могла видеть, как его руки ласкают ее.

И когда ее глаза поймали их отражение, она вздрогнула и застонала, не в состоянии больше выносить муки неудовлетворенного желания.

— О, Рей, Рей, Рей… — хрипло забормотала она, — пожалуйста, скорее, скорее… я хочу, хочу…

Он провел руками по ее затвердевшим воспаленным соскам, и Жаклин дернулась, но потом снова прижалась к нему спиной.

— О, дорогая моя, прости! — вскричал Реймонд, немедленно опустив руки. Как же ей должно быть больно после того, что он сотворил с ней прошлой ночью! Он содрогнулся от этой мысли, преисполнившись отвращением к самому себе.

— Нет, Рей, нет, не отпускай меня! Они уже не болят. Ласкай меня! — продолжала умолять Жаклин сдавленным голосом. — Реймонд, любовь моя, только не останавливайся!

Ее возбуждение подстегнуло его и без того почти невыносимое желание, но ему так и не удалось заставить себя снова прикоснуться к ее грудям.