Запах, ударивший в ноздри, был так силен, что причинял почти физическую боль, — он чуть не сбил ее с ног, когда открылся люк. Девушка зажмурилась — глаза защипало, как открытую рану, куда сыпанули соли. Вонь пробралась под веки, сжала горло, сдавила легкие и мерзкой, влажной плетью хлестнула по коже. Даже выдохнутое ею проклятие стало ошибкой — стоило открыть рог, как запах дополнился вкусом.
Октавия упала на четвереньки и извергла на палубу содержимое желудка. Ей надо было выбраться из комнаты, но глаза не открывались, а сжатые судорогой легкие и бунтующий желудок не давали вздохнуть.
Талос любовался этим спектаклем, стоя рядом с хирургическим столом. Он с любопытством продолжал наблюдать, как ее вырвало во второй раз.
— Я так понимаю, — протянул он, — что для женщин в твоем… положении… тошнота — часть естественного процесса.
— Не в этом дело, — выдохнула она, прежде чем желудок снова сжался и изо рта полилась жидкая кислая дрянь.
— У меня почти нет опыта в таких делах, — признал Талос. — Мы мало изучали человеческий процесс деторождения.
— Не в этом дело, — просипела она.
Тупая нелюдь. Он понятия не имел, что происходит. Несколько ее служителей, пораженные видом и запахом, тоже рухнули на пол, задыхаясь и борясь с приступами рвоты.
Она выползла из комнаты, повиснув на руках Вуларай и еще одной рабыни. Только когда она оказались снаружи, Октавия сумела встать. Она перевела дыхание, протирая слезящиеся глаза.
— Закройте дверь… — пропыхтела навигатор.
— Госпожа? — удивленно спросил один из ее служителей. — Я думал, вы хотели туда войти?
— Закройте дверь! — прошипела она, чувствуя, что желудок снова сжимается.
Трое других служителей тоже еще не пришли в себя, хотя сумели выбраться из камеры.
Ее приказ исполнила Вуларай. Люк, ведущий в пыточную камеру, с грохотом захлопнулся. Несмотря на закрывавшие лицо повязки, служительница сама задыхалась и с трудом могла говорить.
— Те люди на столах, — пробормотала она, — почему они еще живы?
Октавия сплюнула последние капли желчи и подняла руки, завязывая хвост.
— Кто-нибудь, достаньте мне респиратор. Я возвращаюсь туда.
— Нам надо поговорить, — сказала ему Октавия.
Человек на операционном столе замычал. Он был чудовищно изувечен и слишком выдохся, чтобы кричать. От несчастного осталось так мало, что Октавия даже не сумела определить его пол.
Талос посмотрел на нее. С влажных клинков в его руках стекало красное. Четыре освежеванных, истекающих кровью тела висели на грязных цепях вокруг центрального стола. Пророк заметил, как взгляд девушки метнулся к телам, и нечеловечески спокойным голосом объяснил, зачем они здесь.
— Они все еще живы. Их боль просачивается в разум вот этого. — Повелитель Ночи провел окровавленным ножом по ободранному лицу пленника. — Она вызревает, настаиваясь на муках. Они уже не могут просить о смерти с помощью языка, горла и легких… но их шепот щекочет мой череп изнутри. Осталось недолго. Мы почти подошли к финалу. О чем ты хотела поговорить, навигатор?
Октавия втянула воздух сквозь маску респиратора, закрывающую рот и нос.
— Я хочу услышать от вас правду.
Талос вновь взглянул на нее. Кровь с тел звучно капала на пол. Кап, кап, кап.
— Я никогда не лгал тебе, Октавия.
— Никогда не понимала, как вы можете рассуждать с таким праведным видом, стоя посреди бойни, Талос.
Она протерла глаза — омерзительное тепло, источаемое изорванными телами, заставляло их слезиться. |