Изменить размер шрифта - +
Из громоздкого доспеха торчали шипы и гребни, влажно поблескивающие в лунном свете. Тварь была покрыта кровью от наличника и до подошв тяжелых ботинок.

К его наплечнику за волосы были привязаны три оторванные головы. Кровь все еще стекала из разодранных шей.

Даннихен уже рухнул на колени. Его разорвавшееся сердце потеряло ритм и вместо крови перекачивало одну боль. Странным образом к умирающему вернулся слух.

— У тебя инфаркт, — сообщила ему горбатая фигура низким и бесстрастным голосом, напоминавшим рокот чудовищного механизма. — Грудь и горло сдавило. Вздохнуть не получается. Это было бы забавно, если бы ты боялся меня, но ведь ты не боишься? Как необычно!

Даннихен, несмотря на боль, поднял лаз-винтовку. Существо нагнулось и вытащило оружие из рук умирающего, как будто отнимая игрушку у ребенка. Не глядя, воин раздавил ствол винтовки в кулаке, смял его и отшвырнул в сторону.

— Считай, что тебе повезло.

Существо снова протянуло руку и подняло старика за седые космы.

— Твоя жизнь оборвется через пару секунд. Тебе никогда не узнать, каково очутиться в яме и быть освежеванным.

Даннихен выдохнул один нечленораздельный звук. Он обмочился, не чувствуя этого и не понимая, что на пороге смерти теряет контроль над собственным телом.

— Это наш мир, — сказал Меркуций умирающему человеку. — Вы никогда не должны были приходить сюда.

 

Торе Сич было семь лет. Ее мать работала на подземной гидропонной плантации, отец учил детишек сектора читать, писать и молиться. Ни мамы, ни папы не было рядом уже несколько минут — с того момента, когда они велели ей дожидаться в единственной комнате, служившей домом их семье, и выскочили на улицу.

Девочка слышала, как все бегают и кричат снаружи. Городские сирены громко завывали, но перед этим не звучало штормового предупреждения. Обычно родители давали ей несколько дней на то, чтобы собраться и подготовиться к переселению в убежище, и это было до воя сирен.

Они не могли бросить ее здесь. Не могли убежать с остальными и оставить ее одну.

Рычание возникло где-то далеко, но приближалось с каждым ударом сердца. Это было рычание пса — злой собаки, которой надоели пинки прохожих. За рычанием последовали шаги. Что-то заслонило бледный свет в ее окошке, и девочка натянула тонкое одеяло повыше. Она ненавидела это покрывало. В нем жили блохи, оставлявшие на коже жгучую сыпь, но без него было слишком холодно. А теперь ей требовалось спрятаться.

— Я вижу тебя там, — произнес раскатившийся по комнате голос.

Низкий рычащий голос с трескучими нотками, словно у ожившего машинного духа.

— Я вижу тепло твоих маленьких рук и ног. Я слышу биение твоего маленького сердца. Я чувствую твой страх, и вкус его воистину сладок.

Шаги приблизились, и кровать задрожала. Тора крепко зажмурилась. Покрывало прошелестело по коже — кто-то сорвал его с девочки, и теперь ей было холодно.

Когда холодная железная рука схватила ее за лодыжку, Тора отчаянно позвала родителей. Тень сдернула ее с кровати, держа в воздухе вверх ногами. Девочка увидела, как быстро сверкнул длинный серебряный нож.

— Это будет больно, — сказал ей Кирион. Его красные глаза смотрели на нее без выражения, без проблеска жизни. — Но долго не продлится.

 

Геррик Колуэн столкнулся с одним из них, когда вернулся за пистолетом. Поначалу Геррик решил, что улица пуста. Однако он ошибся.

Поначалу он увидел огромную фигуру — почти на метр выше обычного человека, в шипастых доспехах, вынырнувших из самых глубин мифологии. Через плечо гиганта было перекинуто освежеванное и окровавленное человеческое тело. Кровь темным потоком струилась на пластины брони. Еще три трупа воин тащил за собой по пыльной улице, прикрепив к цепям, продетым сквозь позвоночники.

Быстрый переход