– Где остальные? Ты ж вроде больше засек?
Бубен кивнул в ту сторону, куда скрылись еще двое. Тем временем вдалеке показались сразу четыре силуэта. Ни хрена себе… Дело действительно серьезное.
Самойленко оглянулся назад – от палатки уже не осталось и следа. Но кострище так просто не ликвидируешь. Удивительно, как никто до сих пор не почувствовал въевшийся в хвою дымный запах.
А если ничего не просекут? Пропустить их дальше? Или воспользоваться своим временным преимуществом?
В следующий момент стало ясно, что выбора не осталось. Сержант разглядел еще одного человека с собакой. Громадная овчарка пока еще не лаяла, зато изо всех сил натягивала поводок. Эта уж точно выведет. Значит, времени терять нельзя.
Самойленко поднял вверх руку. Показал большим пальцем направо от себя, указательный и средний выбросил вверх. Еще двоих отправил в левую сторону. Кому-то одному нужно будет присоединиться к Ильясу, на случай если попробуют зайти в тыл.
Овчарка яростно залаяла. Кто допустил ошибку, кто позволил себе засветиться? С равным успехом это мог быть Воскобойников, не привычный к беготне с автоматом в руках, или Бубен с его медвежьей косолапостью, или курносый, до смерти перепуганный Витек. Сюда, в команду изгоев, не подбирали ни по боевому опыту, ни по «морально-волевым качествам». Она сложилась совсем по другим принципам. Чечня, сломавшая жизнь всем восьмерым, не всех одинаково научила действовать во время облавы.
Заслышав лай, мужик в двубортном костюме тотчас рухнул на землю и шарахнул очередью в сторону лагеря. Реакция спасла его – в следующую секунду напарник с косичкой упал замертво, сбитый метким одиночным выстрелом сержанта.
– Здесь они! – завопил мужик в костюме, вжимаясь в землю. – Сюда!
Но «охотники» все поняли и без его крика: выстрелы говорили сами за себя. Началась пальба.
Таиться больше нечего, теперь важнее подавить противника шквалом огня. Птицы, только что радостно щебетавшие в высоких кронах кедров и сосен, ошарашенно сорвались с места.
Огромная, серая с изжелтью овчарка вырвалась из рук хозяина и понеслась вперед могучими прыжками. Витек, однажды и надолго ушибленный страхом, не выдержал зрелища стремительного приближения этих мышц, перекатывающихся под шерстью, этой разверстой пасти. Забыл о всякой осторожности, поднялся в полный рост и побежал. Его тут же зацепили очередью.
Семен почти в упор выстрелил в собаку из своего «ТТ», но успел выпустить только одну пулю.
Однако овчарка пролетела в прыжке мимо – обдала горячим звериным дыханием, запечатлела моментальным стоп-кадром свой желтовато-серый бок и мощную лапу со спрятанными когтями.
Она уже выбрала добычу, уже нацелилась на того, кто сорвался бежать и упал. Семен выстрелил вслед, снова попал, но овчарка проигнорировала и эту пулю.
Наконец она достигла цели, одним взмахом лапы разодрала на Витьке майку, заодно глубоко процарапав на тощей груди четыре красные параллельные линии. И вдруг дернулась, захрипела.
Широкий нож, который в лагере использовали для хозяйственных нужд, вошел ей в шею по самую рукоять.
Человека, нанесшего удар, с головы до ног обрызгало кровью. Сердце овчарки колотилось так бешено, что кровь ударила горячим фонтаном. Собака бросилась на врага всей массой, чтобы сбить с ног и перекусить горло. Но человек устоял, не выпустил ножа из рук. Рванул его вбок, перерезав животному горло.
Это был тот самый незнакомец с серо-стальными глазами, которого связали до выяснения обстоятельств. Несколько секунд он молча постоял над трупом овчарки. Потом прошел мимо раненого Витька к пластмассовой канистре с речной водой. Вылил на себя все двадцать литров, смывая кровь.
– Меня ранили, ранили, ранили, – доносился сквозь трескотню очередей скулеж Витька, успевшего отползти подальше от теплого собачьего трупа. |