Я легла на постель и поняла, что не усну. С потолка на меня взирали два светящихся глаза.

Да, я знаю, что жуки-светочи слепы и не несут в себе никакой угрозы. Это просто огромные жуки, живущие в подземельях и освещающие тоннели. В каждом жилище Подземного такие есть. В домах побольше и побогаче – по две-три штуки на комнату, в обычных пещерах или небольших номерах, как мой, по одному. И десятки, сотни светочей на улицах. Там, среди высоких потолков и толп народа, они показались незаметными, а здесь я поежилась, остро ощущая чужое присутствие.

Ладно, жук хуже, чем боязнь подземелий. Я – гулять!

Да и надо будет сообразить что-нибудь на ужин.

Дорога до центра заняла не больше получаса, зато едва я ступила в центральные тоннели, как тут же оказалась посреди мешанины громких звуков, аппетитных запахов и ярких красок. Демоны отличались от людей, они казались мне слишком шумными, слишком веселыми и слишком раскованными. Горячий нрав обитателей Подземного проявлялся во всем: в кухне, искусстве, в том, как демоны вокруг были одеты (или раздеты). Они не стеснялись демонстрировать эмоции и порой шокировали. Я испуганно шарахнулась от заливисто хохочущей демоницы, сидевшей на коленях сразу у двоих приятелей, но тут же устыдилась. Кто мне разрешил совать нос в чужие отношения и оценивать их?

Прогуливаясь среди рядов со всевозможной уличной едой, я поняла, что стыд не имел ничего общего со страстным трио, встреченным по дороге. Я вдруг остановилась посреди тоннеля и поняла: я – сволочь.

И если не поблагодарю Джулиана за спасение, таковой и останусь.

Он, конечно, не мог просто отвернуться и сделать вид, что ничего не было, но никто не осудил бы, если б Златокрылый сделал пассажиру вежливое замечание, а меня отослал заниматься документами. Пугать его до трясучки и отбивать всю охоту приставать к подчиненным было совсем необязательно. А значит, шло от души.

Поколебавшись еще немного, я поняла, что не усну, если в собственных глазах останусь неблагодарной скотиной. И, чтобы не так сильно нервничать, купила целое ведерко острых, приготовленных на открытом огне, крыльев. Джулиан такое любит. И хоть я не должна была помнить о нем таких подробностей, но, подойдя к раскаленной решетке, где готовился добрый десяток видов мяса, я мгновенно поняла, что может обрадовать бывшего мужа.

Стоя перед дверью его номера, обеими руками сжимая ведерко с ароматными крыльями, я никак не решалась постучать. И не решилась бы, наверное. Ушла к себе, выбросила дурацкий, слишком острый для меня ужин. Если бы Джулиан не открыл дверь сам. Похоже, он как раз собирался идти добывать еду.

– О, рыжая, – хмыкнул он, увидев меня.

Потом внимательно посмотрел на задорно торчащие из ведерка кончики крыльев и сказал:

– Боюсь тебя расстраивать, но их уже не спасти.

– Джулиан! – Я тряхнула головой, сбрасывая оцепенение. – Хватит издеваться! Я пришла сказать тебе спасибо за то, что спас меня. Держи. Это тебе, я знаю, ты любишь.

Я протянула ведерко, но Джулиан не спешил принимать благодарность.

– Ты платишь мне за спасение от насильника копчеными крыльями?

– Они с костра!

– Тогда заходи.

Он распахнул дверь, любезно пропуская меня в номер (который, конечно, был больше моего в четыре раза). Но я изваянием застыла на пороге.

– Н-нет, спасибо, я…

– Что, – Златокрылый закатил глаза, – думаешь, я спас тебя, чтобы самому затащить в номер и надругаться? Не бойся, у меня пуговичка на штанах заедает, я сегодня не в форме. Заходи уже, а то сейчас явятся наши дурачки и опять распустят слухи, что я очень дружелюбный.

Я дернула глазом, нервно оглянулась, убеждаясь, что меня никто не видит, и юркнула в номер Златокрылого прежде, чем доставила коллегам удовольствие наблюдать, как подлизываюсь к капитану классическим кратчайшим путем – через желудок.