Марселина тешилась мрачной веселостью своих новых друзей, тогда как Эфраим не находил в том ни малейшего утешения. Он все время помнил, что часы и минуты жизни были для них обоих точно сосчитаны, и с горечью чувствовал, как каждое мгновение проваливается безвозвратно в бездны времен. Когда в стенах роморантэнского заведения появился Флери де Френз, он по старой привычке обратился к нему за советом. Флери похлопал его по плечу и разразился веселым смехом. «Ах, мой добрый Эфраим! — воскликнул он, — какими мы все, и ты в том числе, были глупцами!»

Несмотря на свою приверженность революции, Флери испытал ее гнев и должен был укрыться от него под защиту доктора Пти. Сторонники равенства и свободы имели свой очень определенный взгляд на эти в сущности мало определенные вещи, и горе было тому, кто решался высказать о них тогда иное мнение. Флери де Френэ оказался в числе заблуждающихся; адепты безошибочной истины были согласны исправить его ошибку самым простым и окончательным образом, избавив его от вмещающей заблуждения головы.

Очутившись в заведении доктора Пти, Флери де Френэ махнул рукой на революционные неудачи и предался прежним своим увлечениям. Он сорил деньгами, пил на свой и на чужой счет и обольщал женщин. Он сделался вскоре законодателем и главой принявшего его с распростертыми объятиями общества. Марселина д'Арси смотрела на него с любопытством. Она вспоминала рассказы о нем Эфраима и старалась разгадать природу дружбы, соединявшей этих двух столь непохожих людей. Дерзкий и предприимчивый с другими, Флери был нежен и осторожен с ней. Он глядел на нее ласковым, хитрым, одобрительным и многое знающим глазом. Марселина ловила себя на том, что внезапно краснела, чувствуя на себе взгляд.

Она стала выказывать теперь некоторую холодность Эфраиму, и тот по-своему истолковал ее побуждения. «Марселина смущена моими признаниями, — думал он, — ей неприятно, что Флери де Френэ знает ее тайну». Он не удивлялся, видя ее все чаще и чаще в обществе своего друга. Марселину будет что-то отталкивать от Флери, догадывался он, но вместе с тем и тянуть к новым конфиденциям.

Эти конфиденции были, однако, не того свойства, которое предполагал Эфраим де Линьер. Марселина проводила целые дни с Флери де Френэ. Она слушала, он рассказывал. Он изображал ей историю своей жизни, которая, если бы была написана, составила бы целый роман приключений. Без всяких прикрас он излагал ей свои победы, свои соблазны, свои обманы. Он откровенно вспоминал легкость дешевых удач и ярость долгих отвергнутых искательств. Флери де Френэ ни о чем не жалел и ни в чем не раскаивался. Он подводил итоги, но признавался со смехом, что был бы готов опять начать сначала. Марселина слушала его с той поглощенностью, с той неутомимостью, с той очарованностью, с какой только женщина способна слушать рассказ о любви.

Флери де Френэ на этот раз нимало не думал о маневрах любовной стратегии. Он был, однако, слишком опытен в такого рода делах, чтобы не заметить, что избранное им времяпрепровождение неожиданно оказалось самой могущественной военной хитростью. Марселина обнаруживала теперь странное нетерпение при виде его; он сам, гуляя с нею в аллеях роморантзнского сада, вдруг испытывал укол старых знакомых волнений. Флери был смущен, он сказался больным и на несколько дней прекратил беседы. Эфраим де Линьер сидел подле него, но он отворачивался к стене, чтобы не смотреть ему в глаза.

Ему пришло в голову, что надо искренно переговорить с Марселиной. Когда на террасе горели огни и тени импровизированной пациентами доктора Пти комедни метались, тревожные и преувеличенные, по белым стенам, они незаметно спустились в сад. Былая маркиза д'Арси была холодна и непроницаема, легко и презрительно переступала она в аллеях через поваленные гипсы и опрокинутые скамьи; сырость пруда заставляла ее кутать вздрагивающие плечи в густую шаль.