— А вам и не надо было бы ничего делать, — сказал он, — просто быть самой собой и украшать праздник.
— Очень любезно с вашей стороны, Фрэнк, — сказала я, — но, боюсь, я и это не сумею сделать как следует.
— А я думаю, что вы сделаете это превосходно, — сказал он.
Милый Фрэнк Кроли, как он был тактичен, как деликатен. Он чуть было меня не обманул. Но в глубине души я все равно ему не поверила.
— Вы не спросите Максима про бал?
— Почему бы вам самой не спросить?
— Мне бы не хотелось, — сказала я.
Мы замолчали. И молча продолжали идти вперед по подъездной аллее.
Теперь, когда я сломила свое внутреннее сопротивление и произнесла имя Ребекки сперва в разговоре с женой епископа, затем — с Фрэнком Кроли, что-то все сильней и сильней побуждало меня говорить о ней. Это доставляло мне какое-то странное удовольствие, словно опьяняло меня. Я знала, что пройдет еще несколько минут и я повторю его.
— На днях я была на берегу, — сказала я, — там, где построен волнорез. Джеспер чуть с ума меня не свел, без конца лаял на какого-то несчастного дурачка.
— Вы, вероятно, имеете в виду Бена, — сказал Фрэнк; голос его снова звучал непринужденно. — Он славный малый, его нечего бояться. Он и мухи не обидит.
— О, я не испугалась, — сказала я.
Несколько минут я молчала, напевая вполголоса, чтобы набраться храбрости.
— Боюсь, этот домик на берегу скоро совсем развалится, — небрежно проговорила я. — Мне пришлось туда зайти… я искала веревку или что-нибудь, чтобы взять Джеспера на поводок. Фарфор покрылся плесенью, книги гибнут. Почему не принимаются никакие меры? Неужели не жаль всего этого?
Я знала, что он ответит не сразу. Он наклонился и завязал шнурок ботинка.
Я сделала вид, что рассматриваю листок на одном из кустов.
— Полагаю, если бы Максим хотел, чтобы что-нибудь там было сделано, он сказал бы мне об этом, — произнес Фрэнк, все еще возясь со шнурком.
— Это все Ребеккины вещи? — спросила я.
— Да, — сказал он.
Я кинула лист и, сорвав другой, принялась вертеть его в руках.
— Для чего она использовала этот дом? — спросила я. — Он полностью обставлен. Снаружи он похож на обыкновенный сарай для лодок.
— Он и был первоначально сараем для лодок, — сказал Фрэнк с трудом; его голос, снова сдавленный, напряженный, голос человека, которому неловко говорить на какую-то тему. — А потом… потом она переделала его, велела принести туда мебель и посуду.
Мне показалось странным, что он говорит «она», а не «Ребекка» или «миссис де Уинтер», как я ожидала.
— Она часто там бывала? — спросила я.
— Да, — сказал он, — часто. Пикники при луне… ну, то одно, то другое…
Мы снова шли бок о бок, я все еще напевала про себя.
— Какая прелесть! — весело воскликнула я. — Пикник при луне… это, верно, восхитительно. Вы когда-нибудь участвовали в них?
— Один или два раза, — сказал он.
Я притворилась, что не замечаю, каким неразговорчивым он стал, с какой неохотой отвечает на мои вопросы.
— А почему там, в маленькой гавани, поставлен буек? — спросила я.
— Раньше там стояла на якоре яхта, — сказал он.
— Какая яхта? — спросила я.
— Ее яхта.
Меня охватило странное возбуждение. Я не в силах была прекратить расспросы. |