|
За эту свою ушастоеть Мартин Цоганович и получил очередной срок в долгие двенадцать лет. На свободу он вышел в конце восьмидесятых без денег, но с чистой совестью. Боже мой! – вернувшись в Царицын и оглядевшись по сторонам, Мартин Цоганович понял, что его время наконец‑то пришло. Не зря он страдал, как библейский Иов! Вокруг махровым цветом распускались кооперативы, строились «пирамиды»,, создавались товарно‑сырьевые биржи, на которых с торгов продавалось все, что можно было украсть. Шла приватизация, и от ее объектов разбегались глаза. Шабальян с размаху прыгну" в волны бурного бизнеса, но, проплыв немного, с грустью понял, что его время ушло. За молодыми и наглыми хищниками ему было не угнаться. Скрывая мудрую грусть, Мартин Цоганович удалился от дел, в последний раз женился, на выуженные из волн бизнеса деньги построил маленькое кафе на набережной, чтобы, подобно рыбаку из сказки известного классика, доживать свои дни, имея в кармане постоянно на хлеб с маслом и черной икрой.
Одно время он даже был клиентом Даосова, когда скончалась его царицынская теща. Именно тогда Шабальян попросил Бориса Романовича пересадить душу умершей Анаит Иосифовны в березку у его добротного дома. Через два дня после исполнения сделки в натуре Мартин Цоганович вышел на улицу с топором в руках и срубил березку, как елочку из детской новогодней песенки, – под самый корешок. Сделать это при жизни тещи он не решался, прекрасно понимая, что в третий раз ему высшую меру на тюремный срок не заменят, а вот над березкой душу можно было отвести вполне безнаказанно. Правда, Мартин Цоганович несколько ошибся в своих расчетах. За потраву зеленых насаждений его все‑таки наказали на двести рублей. Клиентов своего кафе Мартин Цоганович Шабальян встречал в неизменном полосатом костюме, который каждый, кто знал историю жизни неугомонного армянина, почему‑то принимал за тюремную робу. С Даосовым он доброжелательно поздоровался и указал ему на нужный столик. Видимо, кто‑то его уже предупредил, что Даосов обязательно придет. Заказа Борис Романович не делал, тем не менее на столике тут же появились бутылка коньяка, зелень, сыр, лаваш, шоколадные конфеты, тоненько порезанный лимон, а через некоторое время принесли дымящееся фирменное блюдо – нежнейший и сочный люля‑кебаб, который могли готовить только у дяди Миши, как называли Шабальяна завсегдатаи его кафе. Многие и не раз пытались узнать секрет приготовления люля‑кебаба, но дядя Миша стойко хранил тайну. Между тем секрет был очень прост: для приготовления люля Мартин Цоганович брал низкосортные и пленочные куски мяса и прокручивал их через электромясорубку два раза. – За счет заведения, – грустно объяснил роскошь стола хозяин кафе и отошел по своим неотложным предпринимательским делам. Аппетита у Даосова не было, но от люля‑кебаба исходил такой аромат, что Борис Романович съел один кусочек, потом другой и как‑то незаметно для себя запил съеденное рюмкой прекрасного коньяка «Ахтамар». – Свободно? Даосов не успел ответить, как в белое пластмассовое кресло у его столика бесцеремонно плюхнулся смуглый и оттого похожий на араба высокий горбоносый гражданин с густой гривой иссиня‑черных волос, ниспадающих на широкие плечи. – Знаете, молодой человек, – устало сказал Даосов, – менее всего я сейчас расположен к беседам. Горбоносый нагло улыбнулся. – Не хочется, и не надо! – покладисто согласился он. – Тогда прогуляйся немного. Ментов ты привел? – Каких ментов? – поднял голову от тарелки Борис Романович. – А вон они в «жигуленке» сидят, – кивнул горбоносый. – Значит, так – ты выходишь и гуляешь вон туда, в сторону недостроенного моста. Там тебя встретят. Иди, родной, а я пока задержусь, пугану малость товарищей милиционеров! Борис Романович незаметно посмотрел на стоящий чуть поодаль автомобиль, в котором сидели четверо спортивно‑подтянутых мужиков. |
