— Нет, я имел в виду классическую музыку. Западную классику. Ренессанс, барокко.

— Да, я, наверное, представляю, что это такое, но настоящего интереса не испытываю. Боюсь, подобная музыка кажется мне одной сплошной истерикой.

— Наверное, вы говорите о романтиках, — замечает мужчина с приятной улыбкой, уже твердо зная, что у него с Шахин Бадур Ханом много общего. — А чем вы сами занимаетесь?

— Я государственный служащий, — отвечает Шахин Бадур Хан.

Мужчина на мгновение задумывается над его ответом.

— Я тоже, — говорит он. — А можно поинтересоваться, где именно вы работаете?

— В информационном управлении, — отвечает Шахин Бадур Хан.

— Борьба с сельскохозяйственными вредителями, — сообщает о себе мужчина. — Значит, за наших хозяев!

Он поднимает бокал, и Шахин Бадур Хан замечает, что костюм собеседника испачкан грязью и сажей.

— Да-да, конечно, — отвечает Шахин Бадур Хан. — В самом деле счастливое дитя.

На лице у мужчины появляется гримаса.

— К сожалению, не могу с вами согласиться. У меня есть претензии к генной инженерии.

— Вот как?

— Это кухня, в которой варится революция.

Шахин Бадур Хан поражен горячностью, с которой мужчина произнес последнюю фразу. Он продолжает:

— Бхарату сейчас меньше всего нужна еще одна каста. Они могут называть себя брахманами, но на самом деле это самые настоящие неприкасаемые. — Мужчина вдруг понимает, что слегка забылся. — Извините, я ведь, собственно, ничего о вас не знаю, так как...

— У меня два сына, — говорит Шахин Бадур Хан. — Оба родились самым обычным традиционным способом. Теперь они уже, слава Богу, благополучно учатся в университете, где, вне всякого сомнения, каждый вечер и ночь заняты поиском суженых, что наверняка обречено на провал.

— Мы живем в деформированном обществе, — комментирует его слова собеседник.

Шахин Бадур Хан задается вопросом, не джинн ли этот человек, посланный для того, чтобы озвучить его собственные мысли, которые он сам постоянно повторяет в душе. Хан вспоминает молодую пару, что имела впереди блестящую карьеру, сияющие жизненные перспективы, гордых родителей, радующихся счастью своих детей. И, конечно, гордых за будущих внуков, за сыновей своих детей. Самое главное в жизни — родить сына. И вот начинаются приемы у врачей; семейства, собирающиеся специально для обсуждения результатов медицинских тестов. Затем — горькие маленькие таблетки и мерзкое, отвратительное время ожидания. Шахин Бадур Хан не знает и не может знать, сколько неродившихся дочерей было уничтожено подобным образом.

Он бы с удовольствием продолжил беседу с этим человеком, но внимание мужчины внезапно привлек кто-то в зале. Шахин следит за его взглядом. Та женщина, о которой с таким презрением говорила Билкис, очаровательная «поселянка», пробирается сквозь взволнованную толпу гостей. Вот-вот прибудет дива.

— Моя жена, — сообщает мужчина. — Она меня зовет. Пожалуйста, извините. Было очень приятно с вами познакомиться.

Собеседник Хана ставит бокал с шампанским на землю и идет к женщине.

Слышатся аплодисменты, на сцену выходит Мумтаз Хук. Она улыбается, улыбается, улыбается своим слушателям. Ее первая песня сегодня будет подарком щедрым хозяевам — в надежде на счастье, долгую жизнь и процветание их благословенного ребенка. Музыканты ударяют по струнам.

Шахин Бадур Хан уходит.

Он поднимает руку, чтобы остановить какое-нибудь такси, редкое в здешних краях, где живут люди, располагающие собственным транспортом. Но безуспешно. Тут какой-то авторикша с громыханием проезжает мимо, останавливается у разрыва в разделительной полосе и подъезжает к тротуару.