— Ну ладно, Хан. Вы же понимаете, какая серьезная штука война. Под нее можно продать большие рекламные площади.

Взгляд Шахина Бадур Хана снова устремляется на «деревенскую женушку», стоящую под баньяном. Она пребывает как бы между двумя мирами. Ни в одном и ни в другом. То есть в самом худшем месте из возможных.

— Мы не будем начинать войну, — спокойным и ровным голосом говорит Шахин Бадур Хан. — Если пять тысяч лет военной истории и научили нас чему-то — так это прежде всего тому, что вести войны мы-то как раз и не умеем. Мы любим порисоваться, покричать, но вот когда дело доходит до реального сражения, нам сразу же становится не по себе. Вот почему британцы нас всегда побеждали. Индийцы сидели за своими укреплениями, а они наступали и наступали. Мы думали: что ж, когда-нибудь они остановятся. А враги продолжали идти вперед со штыками наперевес. Так было во втором и в двадцать восьмом годах в Кашмире, так будет и в Кунда-Хадаре. Мы соберем войска по нашу сторону плотины, они сгруппируются на той стороне. Обменяемся несколькими артиллерийскими залпами, после чего, удовлетворив иззат, все маршем разойдемся по домам.

— В двадцать восьмом году никто не умирал от жажды, — гневно восклицает один из юных бумагомарак.

Гангули сдерживается, решив повременить со следующей остротой. Репортеры не привыкли говорить запросто с личными секретарями премьер-министров.

Воспользовавшись легким замешательством, Шахин Бадур Хан ускользает от надоевшего ему кружка Гангули. Девушки из низших каст провожают его взглядами. У власти одинаковый запах, как для города, так и для деревни. Шахин Бадур Хан легким поклоном приветствует их, но наперехват уже движется Билкис со своими подругами-адвокатессами. Дамы, Привыкшие К Тяжбам. Карьера Билкис, как и у целого поколения образованных женщин, сама собой растворилась в светской суете и новых неожиданно возникших ограничениях. Их лишили работы не законы, не имамы, не условности кастовой системы. Работа просто утратила смысл для женщины в обществе, где за каждое место воюют по меньшей мере пятеро мужчин, а любая образованная и воспитанная девушка может легко выйти замуж за богатого и влиятельного жениха. Добро пожаловать в хрустальную зенану!

Умные дамы беседуют об одной их знакомой вдове. Блестящая женщина, активистка движения Шиваджи, очень образованная и интеллигентная. Не успела она отойти от погребального костра — и что же? Полное банкротство. Не осталось ни пайса. Вся мебель ушла на погашение долгов. На дворе 2047 год, а культурную интеллигентную женщину, как и прежде, могут вышвырнуть на улицу. Слышал ли о ней кто-нибудь? Надо к ней наведаться. Дамам необходимо держаться вместе. Солидарность — прежде всего. Мужчинам доверять нельзя.

Музыканты занимают места на пандале, настраивают инструменты, что-то наигрывая. Шахин Бадур Хан рассчитывает ускользнуть, как только появится Мумтаз Хук. Рядом с воротами большое дерево, он сможет спрятаться в его тени, а затем, когда начнут аплодировать, незаметно выйдет и вызовет такси. Но вот еще один — по-видимому, желающий по беседовать с ним. Человек в слегка помятом костюме государственного служащего, с бокалом в руках. У него руки утонченного интеллигента — так же, как и черты лица, но есть что-то тягостное и настораживающее. Большие темные глаза — с животным ужасом, застывшим в них. Это тот страх, который звери испытывают по отношению ко всему, что видят впервые.

— Вам не нравится музыка? — спрашивает Шахин Бадур Хан.

— Предпочитаю классику, — отвечает мужчина.

У него голос и интонации человека, получившего образование в Англии.

— Я сам всегда считал, что Индиру Шанкар весьма недооценивают.