Изменить размер шрифта - +
Многим городским мальчишкам даже не снящаяся.

Опять кто-то напомнил с капризом: "Я жду..." Очнувшись, понял, что все еще держит трубку, прижав ее к уху так, что заболели хрящи. Отголоски женской привязанности (вполне безразличен, кому-то же должно повезти), протянутые через букву "ж", — так и звучали в голове с назойливостью жаркого тела.

Спас чистый случай: забыли. Два месяца без весточки из внешнего мира. Соль кончилась на вторую неделю. На третью — стреляли баранов в горах. Командир полка ударился в бега до ближайшего областного центра.

— Береги себя... — сказал сын, словно намекая на сезонный радикулит и зимний грипп. Какой там прогнозируется штамм на эту осень — "В", что ли? Стоит ли пренебрегать интерфероном?

— Это ведь я тебя не отпускал, — вдруг признался Иванов — потянуло на воспоминания вслух: дагестанские горы, бродячие стаи огромных лохматых псов. Прежде чем пойти на прогулку к ручью, по привычке долго и тщательно готовились, обсуждали экипировку и смазывали жидким парафином сапоги. Без женщин обходиться было особенно трудно. Чувствовал, что не хватает мягкости в воспитании.

Гарнизонная жизнь дала свои плоды — сын даже не научился курить. Скромный беловолосый мальчик, несколько склонный к упрямству и уединенности. Пожалуй, теперешняя городская жизнь тяготила его точно так же, как и отца. Что-то в них общее от недавнего прошлого.

— Я знал... — ответил сын, явно прикрывая трубку ладонью. — Наверное, все было сделано правильно... к чему теперь...

"Май дарлинг..." — напутствовал женский голос в далекий путь, как платок на прощание — жест, который оборачивается долгими снами и мыслями. Лишь бы ты не накручивал слишком многое. Излишнее воображение вредит.

— К чему теперь...

Вежливый укор человека, который думает наоборот. Что они, мальчишки, могли?

Сложить головы или просыпаться от кошмаров, как летчики американских "Ганшипов" — слишком уязвимые в своих летающих гробах. Давить толпу тоже надо уметь. Время старосветских помещиков минуло. Стало быть, все его комплексы неполноценности от того, что не научился убивать?

"Что бы там ни было, я поступил правильно, даже если это стоило неначавшейся карьеры", — подумал Иванов.

Смешно было представить себя генералом.

— Наверное, и мама так бы поступила, — согласился сын на его молчание.

"Не вышло с очередной Марией", — сразу решил Иванов.

"Потуши свет... — капризничали в трубке. — Нашел, когда звонить..." Женщина, у которой голос так же волнующе будет звучать и в шестьдесят лет.

Сын не будет грубить. От безделья и хамства они всегда защищены миром военных традиций.

— Мы не были полицейскими войсками, — напомнил внутренне чуть-чуть поспешно, как всегда делал, когда разговор заходил о Гане.

— Конечно, — глухо согласился сын, — если бы... если бы... не тот случай...

— Несчастный случай!.. — вырвалось у Иванова.

Едва не бросил трубку. Однажды начинаешь думать о себе, как о постороннем. Версия для сына, версия для знакомых. Раза два в году путаешься. Мучительное состояние в течение пяти-восьми лет, кому что говорить. С тех пор как он научился узнавать редакторов и переводчиков по книгам и журналам — наивное достижение. С тех пор, как научился отличать любителей от эпигонов. С тех пор, как его все это перестало волновать. Выискивать удобоваримые формулировки, не подтверждающие семена неизбежных сплетен. Чужая жизнь — словно заглядывание под рубашку. Следы былых трагедий не отражаются только на лицах, а делают вас черствым и равнодушным. Через десять и двадцать лет вообще наплевать на прошлое, кроме редких моментов полночной тоски, куда лучше не забредать по доброй воле.

Быстрый переход