Изменить размер шрифта - +
 — Конечно, он здорово объяснил их, опровергнуть его я не могу, но черт возьми, это все же недостатки, а не достоинства! Нет, тут еще не все ясно…

Больше всего Лесков думал о заводе, куда получил назначение. Он вспоминал, что знает о нем из газетных статей — о Черном Боре часто писали. Это был дальний край, север Сибири, где-то у черта на куличках — дикие места, только недавно вызванные к жизни. Что, если он не найдет там ни интересной работы, ни толковых помощников, ни технической базы? Теперь Лесков страшился только этого. Он неожиданно понял, что был не тем, каким прежде себе казался. Ему представлялось: вся его жизнь заключена в чертежных досках, он еще в студенчестве стремился к проектированию, был счастлив, когда получил назначение в проектную контору. Да и сейчас он сожалел, что больше ничего этого не будет: ни трижды перечеркнутых ватманов, ни споров с товарищами над чертежами, ни внутреннего волнения, почти вдохновения, неизменно охватывавшего его, когда он натягивал чистый лист на доску, — что-то ляжет на нем?.. Баскаев сказал: «Вы не проектировщик, вам с людьми работать!» И Лесков с удивлением видел, что этот человек с одного взгляда открыл в нем многое, чего он в себе и не подозревал прежде. Да, пожалуй, так, — ему надо на завод, только там он развернется по-настоящему.

Лесков рано утром ввалился к себе в квартиру и оглушил Юлию неожиданным сообщением, что через два дня уезжает в Сибирь. Смятенная Юлия потребовала объяснений. Он рассказал ей о московских событиях. Конечно, результат от его поездки какой-то будет, запроектированный завод получится все же более совершенным, чем его сейчас разрабатывает Пустыхин: многое из его, Лескова, предложений принято. Но в самом важном, в принципах проектирования, он не сумел отстоять своей правоты. Тут еще нужно думать и думать, пока это темный лес, самому не ясно.

— Я не мог иначе, Юлька! — оправдывался Лесков. — Я только сейчас понял, что проектирование не по мне.

И он с воодушевлением описывал завод, куда получил назначение.

— Юлечка, дорогая, это — огромное предприятие, десятки тысяч рабочих, сотни инженеров, разнообразная продукция — полиметаллический комбинат, не простой завод. И везде путаница, рядом с совершенными механизмами — ручной труд. Специалисту по автоматике широкий простор. Конечно, придется ломать многие священные обычаи: металлурги — народ упрямый, но это ничего, я тоже упрям. Не надо огорчаться, Юлечка, я счастлив, что получил такую интересную работу.

Но Юлия не могла не огорчаться. Она сжимала губы, чтоб не расплакаться. Глаза ее потухли, она сидела на диване, некрасивая и жалкая. На нее вдруг сразу навалились, как бы собранные вместе, все неудачи ее жизни. На работе неприятность на неприятности, а Саня впервые в жизни — и уже навсегда, она это знала — уезжает от нее. Она опустила голову на диван и зарыдала.

Лесков склонился над ней в смятении. Он гладил ее волосы, целовал, говорил нежные слова. Она отталкивала его, прятала от него лицо.

— Ну, что ты плачешь, Юлька? — закричал он, готовый плакать вместе с нею. — Ты хочешь, чтоб я не ехал?

— Нет, нет, поезжай! — лепетала она сквозь слезы. И, рыдая еще сильнее, она твердила: — Только ты пойми, я ведь остаюсь совсем одна, я такая одинокая, Саня! А тебе это все равно, ты только о себе думаешь!

— Я буду писать тебе, Юлечка! — бормотал он. — Три раза в неделю, честное слово!

Наплакавшись, Юлия подошла к зеркалу и попудрила раскрасневшееся лицо.

— Сейчас я приготовлю завтрак, — сказал она устало.

 

В контору Лесков явился в обычное время. Не приступая к работе, он предъявил Неделину распоряжение о переводе. Лесков поеживался, пока Неделин читал министерское предписание: все же он, Лесков, обманул своего начальника, и дважды — ездил не к тетушке и службу переменил.

Быстрый переход