Пустыхин бесстрашно добавил:

— Уступите стратосферщикам — готовьтесь к тому, что дадут по спине за проволочку с выпуском проекта, а начнут его проводить в жизнь — догонят и еще добавят. И палок не пожалеют, в этом можете быть уверены.

Неделин поморщился. Он не любил грубостей, хотя картина, нарисованная опытной рукой Пустыхина, казалась правдоподобной. К тому же Пустыхин был самым дельным человеком в конторе, его ценили в министерстве. Но и заряд, привезенный из Москвы, не был еще израсходован. Неделину жаль было расстаться с мечтами о неслыханном заводе, он успел по дороге домой уверовать, что именно им предстоит такой завод спроектировать.

Неделин дружески предложил:

— Что нам в одиночку препираться, Петр Фаддеевич? Техсовет не за горами, поспорим на техсовете.

— На совете решают; думать надо до совета. — Пустыхин, рассерженный, что Неделин не сразу с ним во всем согласился, пригрозил: — Я свое особое мнение запишу, если со мною не согласятся, спросят потом с вас, как с председателя техсовета.

4

Пустыхин взволновался больше, чем сам ожидал. Крепко же разворачивается новая кампания, если даже такого зубра, как Неделин, заставили скакать жеребчиком! Вполне возможно, что Неделин поддержит Лескова из одного бюрократического понимания новаторства. И, конечно, они найдут поддержку в министерстве — там тоже не жалуются на недостачу чинуш. Неделина еще по головке погладят: молодец, выполнил и перевыполнил заданные показатели по творчеству, вон сколько всяческой новизны! А к чему это приведет: сразу ли пойдет завод или замучится в болезнях освоения. — это чинуш мало касается. К тому времени, когда завод сдадут в эксплуатацию, их или не будет, или установки их забудутся, или еще что-нибудь новое приключится. «Установщики! — гневно думал Пустыхин об этих людях и о Неделине. — Технические мотыльки! Живут только сегодняшним днем — ни огня, ни души». Нет, он, Пустыхин, не таков! Он гордится своими работами. Он не допустит, чтобы кто-нибудь презрительно сказал через несколько лет: «Да ведь это Пустыхин с товарищами проектировал, они тут много непроверенного вздора насовали, не удивительно, что ничего не ладится».

Утром он забежал в машинописное бюро и распорядился размножить и разослать по секторам программу переработок.

Уже через час во всех секторах шло горячее обсуждение наметок Пустыхина. Возвратившись после обеда, Пустыхин застал у себя Шура с Шульгиным. У Шура было печальное и строгое лицо, Шульгин усмехался зловещей улыбкой. Пустыхин понял, что на него ведут контратаку. Он воскликнул со слишком шумной веселостью:

— Здорово, бояре! Зачем пожаловали?

Шур скорбно выговорил только одно слово:

— Чепуха!

Пустыхин снисходительно возразил:

— Ну, не совсем же чепуха! Шур стоял на своем:

— Чепуха, Петр, чепуха! Если принять твое задание, придется менять коробки и компоновку многих цехов. Неужели ты не понимаешь, что это сейчас неосуществимо?

Шульгин повернул к Пустыхину сверкающие под седыми бровями глаза.

— Половину! — сказал он грозно и сделал рукой жест, означающий отсечение головы. — Половину, Петр Фаддеевич! Бюджет не выдерживает: по ориентировочной прикидке, ты тут миллионов на сто тридцать размахнулся.

— Кое в чем, конечно, ужаться можно, — согласился Пустыхин. И бесстрашно глядя на седые космы Шура, он твердо сказал: — Только на многое не надейтесь, дорогие товарищи. Комплексную автоматизацию вводить — не трактор покупать, тут потребуются бюджетные жертвы.

— Ассигнования будут, жертв — нет! — веско ответил Шульгин. — Смета давно утверждена, не забывай этого!

А Шур, уходя, пригрозил:

— Я понимаю, Петр, твою затею, только она не пройдет! Ты вызываешь ажиотаж и наваливаешь работу на других.