— Окажите любезность, оберштурмфюрер, уложите. В этом больше чести, нежели бегать по лесам, спасаясь от местных провинциальных мерзавцев.

— «Провинциальных мерзавцев»? — хмыкнул Штубер. Определение явно импонировало ему.

— Вот именно.

— Этот неистребимый снобизм белогвардейских офицеров! — с ироническим пафосом процедил оберштурмфюрер. — Представляю себе, каково вам было с ним там, в России, в завшивленных траншеях офицерских батальонов.

— А мы в траншеях бывали очень редко, оберштурмфюрер. Отборный батальон дроздовцев. В основном нас бросали на прорыв. Тех, кто уцелел, отводили потом на постой. Окапывались же полевые части Добрармии.

— Понятно, элита.

— Зато на прорыв шли под барабанный бой. Со знаменами. Ничего не скажешь, красиво шли…

— Это немало значит: красиво идти на смерть, — заметил Штубер, прижавшись грудью к сосне и внимательно осматривая окрестности. Никого. Неужели русский преследовал Розданова в одиночку? Лихой парень.

Словно услышав его, русский вновь дернулся и то ли застонал, то ли прохрипел. Пораженный его живучестью, Штубер опять метнул в него нож.

— …И вот, дошли, — запоздало отреагировал на его слова белогвардеец. — Возвращаемся на свою землю в обозе германцев. Я вас не обидел, оберштурмфюрер?

Штубер молча сбросил маскхалат и, оставшись в форме красноармейского лейтенанта, вновь выдернул из убитого нож. Уже держа его в руке, словно хотел броситься на Розданова, эсэсовец прислушался к тому, что происходило в долине. Несколько выстрелов прозвучали совсем близко. Однако вряд ли там мог находиться кто-либо из «бранденбуржцев». Очевидно, преследователи яростно «расстреливали» подозрительные заросли.

— Встать, поручик, встать! — оберштурмфюрер вытер пучком травы нож и сунул его за голенище сапога.

— Нет сил.

— Я сказал: встать! Сбрасывайте свои салонные лохмотья. Что там у вас под ними?

— Цивильное.

— Тогда примеряйте это, с убитого.

— Хватит того, что эти провинциальные мерзавцы заставили меня одеться в цивильное. Но снимать с трупа…

— Прекратить болтовню, — осек его Штубер, переходя на немецкий. К пулевым и ножевым отверстиям на гимнастерке он подносил зажигалку, и через несколько мгновений на месте их образовывались небольшие прожоги. — Вот так, дезинфекция и гигиена, — явно остался доволен своей смекалкой. — Быстро снять, переодеться. Следовать за мной. Заплату наложите, когда окажемся в безопасности.

Оберштурмфюрер выдернул из-под убитого пулемет, проверил. Странно: в диске все еще оставалось несколько патронов. На короткую очередь вполне хватило бы. Очевидно пулеметчика погубило тщеславие: захотелось во что бы то ни стало привести пленного.

— Как же он преследовал меня, провинциальный мерзавец! — тяжело поднимался Розданов. — Он ведь загнал меня, как гусарского жеребца.

— Быстрее, лейтенант, быстрее. Иначе придется пристрелить и вас. Не оставлять же такую «находку вермахта» врагу, — нервно торопил его Штубер, наблюдая, как тот медленно, брезгливо стаскивает с убитого обмундирование.

Он конечно же бросил бы Розданова, будь этот человек немцем. Но Бог послал ему в спутники русского! С чистым, петербургским, насколько он понимает, произношением. Это-то и поможет, когда придется предстать перед советскими офицерами.

5

Сняв гимнастерку, Розданов не спешил облачаться в нее, а обвязал рукавами вокруг себя и в таком виде подхватил вместе со Штубером тело пулеметчика.