— Извините, я сдаюсь.

— Тогда меня звали миссис Динс.

— Фамилия знакомая, но, клянусь, я не помню, где и когда слышал ее. Миссис Динс, — повторил я, в надежде, что память мне поможет.

— Как я понимаю, вы регулярно бросаетесь в реки и спасаете людей? — с некоторой обидой спросила она.

— Господи! Ну, конечно!

Я вспомнил ее. Вспомнил, как она целовала меня в губы, как приходила в мою спальню попрощаться и еще раз поблагодарить за спасение, ее или сына? Сына или дочь? Нет, точно сына.

— Как он? — спросил я, таким тоном, словно мальчик еще не оправился от купания в холодной воде. И вот тут память включилась в работу. — В смысле, Николас.

За памятливость меня вознаградили ослепительной улыбкой.

— Вон он, — указала она в сторону молодого человека и девушки, которые стояли у сервировочного столика. — Хотели бы встретиться с ним?

— Очень, — кивнул я, потом, помявшись, добавил. — Как я понимаю, вы ему ничего не говорили?

— Он даже не знает, что упал в воду. Я подумала, что так будет лучше.

— Я уверен, что вы правы. Давайте и впредь ничего ему не говорить.

Так я вновь встретился с Николасом Динсом. Разговаривал он с Розмари Патон. Их только что познакомили.

Миссис Феллоуз, к счастью, жила с мужем гдето на севере. Никки Лондоне, готовился к сдаче экзаменов на адвоката. Он и Рома решили пожениться в один из уикэндов в нашем коттедже. Мы с Мэри при этом не присутствовали, но все равно радовались тому, что хоть в чемто содействовали его счастью. Мы любили Никки и, думаю, он любил нас. Дети его обожали. Рома была очень милой девушкой, но…

Забавный нюанс. В то время, если я думал, говорил или писал, что Рома очень милая девушка, к этому всегда добавлялось «но…» А потом мысль, фраза или строка обрывалась. Потому что я никак не мог понять, что же должно последовать за этим «но». Действительно, девушка красивая, интеллигентная, ценящая и понимающая шутку. Умеющая ездить верхом, плавать, играть в гольф и лаунтеннис получше многих. Я никогда не слышал от нее дурного слова о комлибо. Но… но что? Я не мог объяснить, однако чтото не складывалось. Мне казалось, что нам показывают лишь ширму, за которой скрывается настоящая Рома? А хотелось увидеть именно настоящую. Пожалуй, другого объяснения моего «но…» я найти так и не сумел.

Никки был высок ростом, черноволос, энергичен, с тонким чувственным лицом. Челка постоянно падала ему на левый глаз и он с тем же постоянством откидывал ее. Казалось, он всегда находится в поиске или на грани открытия чегото чрезвычайно важного и интересного. Когда мужчина и женщина женаты двадцать лет, даже если они попрежнему любят друг друга, их совместная жизнь приобретает некую монотонность. Никки превращал заурядный уикэнд в приключение, не только для себя, но и для нас. Даже слуги, а Мэри всегда вела себя со слугами так, словно они — члены семьи, радовались, когда им сообщали о приезде мистера Динса.

На каникулах, когда дети возвращались домой, мы могли принять только одного гостя. И только после пасхи 1937 года Рома и Никки смогли приехать вместе. Они вновь встретились в Лондоне несколькими неделями раньше, и ни у кого не могло возникнуть сомнений, что они безумно влюблены друг в друга. Поэтому, когда в воскресенье, во второй половине дня, они вернулись с прогулки и объявили, что решили пожениться, мы несколько удивились. Почемуто нам казалось, наверное, отстали от жизни, что они давно уже помолвлены. Более того, мы бы восприняли, как должное, скажи они нам, что для них этот уикэнд — медовый месяц. Друг к другу они относились с очень уж трогательной нежностью, не замечая никого вокруг, даже нас.