— Думаю, она остается у себя в комнате, — ответил он.

— Мы куда-то едем? — спросил я, поскольку Найтингейл был одет в спортивную куртку поверх шотландского свитера с широким горлом. Перчатки для вождения и ключи от «Ягуара» лежали на столике рядом.

— Посмотрим по обстоятельствам, — ответил он. — Скажите, вам известно, где сейчас находится Отец Темза?

— На Трусбери-Мид, — сообщил я. — Он прибыл туда ориентировочно в день Весеннего равноденствия и останется там до Дня дураков.

— Аргументируйте, пожалуйста.

— Там исток его реки, — сказал я, — так куда ж ему еще отправляться по весне?

Найтингейл улыбнулся.

— Я знаю одно неплохое кафе на съезде с М4, — сказал он. — Можем позавтракать там.

И вот нам предстал Трусбери-Мид в свете позднего утра, под нежно-голубым небом. Согласно данным управления геодезии и картографии, именно здесь, в ста тридцати километрах к западу от Лондона, Темза берет свое начало. К северу от него находится то ли вал, насыпанный еще в железном веке, то ли основание римского фортификационного укрепления. Когда-нибудь туда приедет съемочная группа сериала «Тайм-Тим» и докопается до истины. Невооруженный же взгляд видит пока лишь сырую луговину и памятный камень. Он отмечает исток — иногда, после особенно сырой зимы, его даже бывает видно. Дорога, которая ведет к истоку, ответвляется от главной, идет мимо частных домов и потом переходит в тропу, посыпанную гравием. Русло реки густо заросло по берегам деревьями и кустарником, а сам исток находится выше.

Двор Отца Темзы как раз и собрался на лугу у источника. Мы услышали его еще прежде, чем увидели. Ревели дизельные генераторы, звенели стальные каркасы шатров, из динамиков гремела музыка на низких частотах. Орали громкоговорители, визжали девчонки, лучи неоновых фонарей метались между древесных стволов. В общем, слышался классический шум отдаленного ярмарочного лагеря. Мне вдруг вспомнился далекий-далекий день из детства. Были банковские каникулы, и отец вел меня за руку. В другой руке я сжимал драгоценную горсть фунтовых монет. Конечно же, этих самых монет почти ни на что не хватило.

Оставив «Ягуар» на обочине, мы пошли пешком. Над кронами деревьев виднелась верхняя часть карусели. А еще такая штука, где тебя фиксируют на конце длинного каната и надо прыгать с большой высоты (никогда не понимал смысла этого аттракциона). Ручей уходил в трубу под современной бетонной насыпью. По ней, судя по следу, недавно проезжали тяжелые грузовики. Через пару минут мы вошли под сень деревьев.

Пройдя их полосу и оказавшись снова на открытом месте, мы тут же увидели первые фургоны. Большинство из них были старые, с продавленными крышами и идиотскими узкими дверцами. Но было и несколько современных, обтекаемой формы и с продольными «гоночными» полосами по бокам. Позади скопища газовых баллонов, шезлонгов, растяжек и спящих ротвейлеров я даже заметил подковообразный торец деревянной цыганской повозки — раньше я думал, такими только туристов завлекают. Казалось, все фургоны припаркованы где попало, но потом я, к своему изумлению, заметил, что их расстановка имеет некую схему. Казалось, вот-вот пойму, какую именно, — но никак не мог. Во всяком случае, граница у лагеря уж точно была, и ее, несомненно, охранял крепкий коренастый дядька, стоявший у открытой дверцы своего фургона. У него были черные густые волосы, давно не мытые, а еще длинные баки — такие носили в конце пятидесятых, когда мой папа играл вместе с Тедом Хитом. К стенке фургона было прислонено ружье двенадцатого калибра — явно приобретенное без лицензии.

Мы как раз шли мимо.

— Добрый день, — поздоровался Найтингейл, не замедляя шага.