Ему это нужно было и для работы. Он ведь рекламировал и туристические агентства.
— И что же, он всегда ездил один?
Софья Марковна секунду помедлила с ответом, затем подняла голову, надменно взглянула на Грязнова заплаканными глазами.
— Если вы хотите спросить, изменял ли мне мой муж, так и спрашивайте! — отчеканила она. — Если вам неудобно задавать прямые вопросы, я сама вам скажу: разумеется, да! Где вы видели мужчину, который за тридцать лет ни разу не изменил жене? Конечно, у него были увлечения, интрижки, просто мимолетные связи. Но какое это имеет отношение к семье? — высокомерно спросила женщина.
— Действительно, — ошарашенно ответил Грязнов.
— Он никогда не ставил меня в неловкое положение — и этого довольно. В еврейских семьях не принято обращать внимание на измены мужей…
«Надо будет посоветовать Сане принять иудаизм», — успел подумать Грязнов.
— …Дома он был заботливым, любящим мужем и отцом. И этого довольно.
— Вы простите меня, Софья Марковна, что я вторгаюсь в столь личную сферу вашей жизни. Но вопрос мой не праздный. Мы ищем убийцу вашего мужа. Ищем заказчика преступления. Должны же быть мотивы…
— Ищите, это ваша работа! Мне дела нет до чьих-то там мотивов… Я не хочу знать, кто это организовал. Арнольда мне никто не вернет! И мне все равно, будет убийца изобличен или нет. Моя жизнь кончена, понимаете?
— Но… У вас есть дочь. Может быть, ей не все равно.
— Дина уже четыре года живет за границей. Зачем терзать девочке сердце?
— Но она могла слышать об обстоятельствах трагедии по телевизору, прочитать в газетах.
— К счастью, мы воспитали ее так, что она не верит ни телевидению, ни газетам. Я сказала ей, что произошел несчастный случай. Что преступление совершил психически больной человек. Безо всяких мотивов. А как, по-вашему, здоровый человек стал бы взрывать себя вместе с жертвой?
Логично… А она не так глупа, как кажется…
— Ну хо-ро-шо, — с расстановкой произнес Грязнов. — То есть, конечно, ничего хорошего. Положим, убийство совершил больной человек. Но ведь на вашего супруга уже покушались два месяца тому назад, верно?
— Это могло быть ошибкой. До этого на него никто не покушался.
— Вот именно! Что же произошло такого, что могло бы…
— Я уже сказала вам, что ничего не знаю о делах мужа. Прошу вас, перестаньте меня мучить. Мне трудно продолжать. Я вчера его похоронила, всю ночь не спала. Имейте жалость! — Она приложила ладонь к груди. Лицо побледнело.
— Может быть, нужно лекарство? — испугался Грязнов.
Женщина лишь отрицательно качнула головой.
— Хорошо, на сегодня действительно хватит. Извините, что приходится мучить вас. Я по долгу службы. Еще пара минут — и все. Подведем итоги. Значит, вы, Софья Михайловна, утверждаете, что вашему мужу никто не угрожал, так?
— Так, — кивнула вдова.
— И врагов у него не было?
— Я таких не знаю.
— И у вас нет никаких соображений относительно мотивов преступления?
— Нет.
— Что ж, распишитесь под протоколом, пожалуйста. Благодарю. Может быть, вызвать «скорую»?
— Не надо. У меня в машине есть все необходимое.
Софья Михайловна медленно, тяжело поднялась, направилась к двери. Грязнов смотрел вслед и размышлял о ценностях еврейской семьи. Его странные мысли прервал звонок Турецкого.
— Как дела, старый? — вскричал тот. |