Я привела его сюда, в это странное новое место, и теперь мне нечего ему дать.
— Да нет, мы справимся, — отзывается Гордо. Волосы у него ярко-рыжие, и хотя он не старше Тэка, его борода достает до середины груди. — Сейчас уже закончим.
Джулиан выпрямляется и вытирает ладони о джинсы. Он колеблется, потом соскакивает с насыпи и идет ко мне, на ходу заправляя прядь волос за ухо.
— Сейчас холодно, — произносит он, когда до меня остается несколько шагов. — Ты бы лучше вернулась к костру.
— Я не мерзну, — возражаю я, но прячу руки в рукава ветронепроницаемой куртки. Холод терзает меня изнутри. И костер тут ничем не поможет. — А палатки неплохо смотрятся.
— Спасибо. Кажется, я уже набил руку. — Он улыбается одними губами — до глаз улыбка не добирается.
Три дня. Три дня напряженных разговоров и молчания. Я знаю, что Джулиан не может понять, что изменилось и можно ли сделать так, чтобы все было, как раньше. Я знаю, что причиняю ему боль. Что существуют вопросы, которые он заставляет себя не задавать, и вещи, которые он изо всех сил старается не говорить.
Он дает мне время. Он терпелив и благороден.
— Ты очень красиво смотришься в этом освещении. — произносит Джулиан.
— Ты никак ослеп. — Я хочу, чтобы это прозвучало как шутка, но голос мой звучит резко в разреженном воздухе.
Джулиан качает головой, хмурится и отворачивается. Ярко-желтый листок все еще торчит у него в волосах, за ухом. Мне отчаянно хочется протянуть руку и вынуть этот листик, а потом запустить пальцы в волосы Джулиана и засмеяться вместе с ним. «Вот это и есть Дикие земли, — сказала бы я. — Ты когда-нибудь мог себе такое представить?» А он запустил бы пальцы в мои волосы и сказал: «И что бы я без тебя делал?»
Но я не могу заставить себя пошевелиться.
— У тебя лист в волосах.
— Что? — Джулиан вздрагивает, словно я вырвала его из мечтаний.
— Лист. У тебя в волосах.
Джулиан нетерпеливо проводит рукой по голове.
— Лина, я…
От грохота выстрела мы оба подпрыгиваем. С деревьев за спиной у Джулиана взлетают птицы, на миг заслонив собою небо, прежде чем рассыпаться на отдельные силуэты. У кого-то вырывается ругательство.
Из-за деревьев за палатками выходят Дэни и Алекс. Оба с ружьями на плече.
Гордо выпрямляется и интересуется:
— Олень?
Уже почти стемнело. Волосы Алекса кажутся практически черными.
— Крупновато для оленя, — отзывается Дэни. Это крупная, широкоплечая женщина с высоким лбом и миндалевидными глазами. Она напоминает мне Мияко, умершую прошлой зимой, еще до того, как мы отправились на юг. Мы похоронили ее холодным днем, как раз накануне первого снега.
— Медведь? — уточняет Гордо.
— Может быть, — коротко отвечает Дэни. Дэни порезче Мияко. Она позволила Диким землям сточить ее до стальной основы.
— И как, вы попали? — излишне нетерпеливо спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Но мне хочется, чтобы Алекс посмотрел на меня, заговорил со мной.
— Разве что зацепили, — сообщает Дэни. — Трудно сказать. Но в любом случае недостаточно, чтобы остановить.
Алекс ничего не говорит и вообще никак не дает понять, что заметил мое присутствие. |