— Мы найдем идеальное платье. Мы ведь здесь ради этого, не так ли?
Я изображаю улыбку, и красивая девушка в зеркалах изображает ее вместе со мной.
— Конечно, — отвечаю я.
Идеальное платье. Идеальная пара. Идеальная счастливая жизнь.
Идеальность как обещание и заверение в том, что мы не ошибаемся.
Магазин миссис Киллеган находится в районе Старого порта, и, когда мы выходим на улицу, я чувствую знакомый запах водорослей и старого дерева. День солнечный, но с залива дует холодный ветер. Лишь несколько лодок покачиваются на воде — в основном рыболовецкие суденышки или серийные яхты. Издалека заляпанные птичьим пометом деревянные причалы кажутся тростником, вырастающим из воды.
На улице никого, не считая двух регуляторов и Тони, нашего телохранителя. Родители решили нанять охрану сразу после беспорядков, когда убили мэра, отца Фреда Харгроува, и решено было, что мне следует оставить колледж и как можно скорее выйти замуж.
Теперь Тони повсюду с нами, а в выходные присылает вместо себя брата, Рика. Мне потребовалось около месяца, чтобы научиться различать их. У обоих короткие толстые шеи и блестящие лысые головы. Оба неразговорчивы, а если все-таки открывают рот, не скажут ничего интересного.
Это было одним из самых больших моих страхов, когда я думала об исцелении: что процедура каким-то образом выключит меня и повлияет на мою способность думать. Но напротив, теперь я мыслю яснее. В определенном смысле я даже воспринимаю все более отчетливо. Прежде я постоянно ощущала своего рода нездоровье: меня переполняли паника, беспокойство и конкурирующие желания. Бывали ночи, когда я не могла уснуть, и дни, когда мне казалось, будто мои внутренности пытаются выползти наружу через горло.
Я была инфицирована. Теперь инфекция ушла.
Тони стоит, привалившись к машине. Интересно, он что, простоял в этой позе все три часа, что мы провели у миссис Киллеган? Когда мы подходим, он выпрямляется и открывает дверцу для матери.
— Спасибо, Тони, — благодарит она. — Все спокойно?
— Да, мэм.
— Хорошо.
Она усаживается на заднее сиденье, и я пристраиваюсь рядом с ней. Эта машина у нас всего два месяца — замена той, которую разгромили вандалы, — и всего через несколько дней после ее появления мать вышла из бакалейного магазина и обнаружила, что кто-то написал на машине краской «свинья». В глубине души мне кажется, что на самом деле мама наняла Тони из желания уберечь новую машину.
После того как Тони закрывает дверь, мир за тонированными окнами делается темно-синим. Тони включает радио, НКН, Национальный канал новостей. Голоса комментаторов звучат знакомо и успокаивающе.
Я откидываю голову на спинку кресла и принимаюсь наблюдать за тем, как мир приходит в движение. Я прожила в Портленде всю жизнь и помню почти каждую улицу и каждый угол. Но теперь они тоже кажутся далекими, надежно погрузившимися в прошлое. Жизнь назад я любила сидеть на этих скамейках для пикника с Линой и подманивать чаек хлебными крошками. Мы говорили о полете. Мы говорили о побеге. Это было ребячество вроде веры в единорогов и магию.
Мне и в голову никогда не приходило, что она вправду убежит.
У меня скручивает желудок. Я осознаю, что с самого завтрака ничего не ела. Наверное, я голодна.
— Загруженная неделя, — говорит мать.
— Угу.
— И не забудь, что «Пост» хочет сегодня взять у тебя интервью.
— Не забуду.
— Теперь нам осталось только подобрать тебе платье для инаугурации Фреда, и все будет готово. |