— Ну и?..

—  И ничего. На мои сообщения об опасности мне отвечали, что ими приняты меры и в случае надобности меня вывезут. А на свои просьбы о встрече я вообще не получил ответа.

— А как вы установили связь с Томасом?

— Обыкновенно. Прошлой ночью я нашел у себя записку, в которой сообщалось, что во время поездки меня будут спрашивать.

—  Вы сохранили записку?

—  Зачем же я стал бы ее хранить? Сжег.

—  Ну и потом?

— Когда я вошел к иностранцу, чтобы приготовить постель, он шепнул мне, чтобы я зашел к нему попозже, когда все утихнет и когда в вагоне не будет пограничников и тому подобных лиц.

—  Про меня вы ему сказали?

—  Вас тогда еще не было.

—  И теперь Томас предлагает вам спасение, да? — спрашиваю я, опираясь на скудный запас словесного лома.

  Проводник молчит.

— И вы ему верите?

— Я давно перестал им верить, — говорит он, медленно поднимая голову. — Но мне ничего другого не остается...

— Другое вы проиграли... много лет назад... давным-давно... Если бы вы еще тогда, собравшись с духом, пришли к нам да сознались во всем... Но что теперь об этом толковать. Лучше скажите, как вы себе представляете будущее?

—  Как мне его представлять... — уныло бормочет человек.

— Я хочу сказать: если бы я не вмешался. Вы окажетесь по ту сторону, через месяц-два к вам перебросят и вашу семью, и вы заживете новой жизнью... Так, что ли?

— Хм...

— А вам не пришла в голову такая мысль: какого рожна им спасать вас и вашу семью, когда вы им больше не нужны?

— Чтобы я находился при них... Чтобы не пошел в наше посольство и не рассказал про их плутни...

— Вам кажется, что вы все еще представляете для них известную опасность... Верно. Только эту опасность они могут устранить и намерены это сделать, не держа вас при себе, а избавившись от вас. Это дешевле, выгоднее и, что самое главное, проще. Такие у них методы.

  Проводник молчит, мысленно взвешивая мои слова.

— Должно быть, так они и рассчитывали сделать... — тихо говорит он. Потом добавляет: — Но теперь уже все равно... Если бы даже я очутился там и меня бы оставили в покое, грош всему цена... Без жены и детей я ничему не рад...

— Ну, причитать пока рано, — говорю. — Вы однажды уже пошли на преступление, вообразив, что делаете это из любви к своим близким. Теперь настало время действительно сделать что-нибудь ради них и ради самого себя.

  Человек снова медленно поднимает голову, и в его глазах появляется какой-то смутный проблеск жизни.

—  Речь идет не о том, чтобы одним махом на всем поставить крест, — спешу предупредить его. — Так или иначе, вы понесете наказание, потому что в нашей стране существуют законы. Однако степень наказания может быть разной, и зависит она от вашего дальнейшего поведения.

— Скажите, что я должен делать? — спрашивает проводник с тем же неуверенным блеском в глазах.

— Вам следует продолжать путь до Стамбула.

— Но разве... Как же это?..

— А так, как будто ничего не случилось.

— А может, мне уже не стоит возвращаться?.. — испытующе смотрит на меня человек.

— Дело ваше.

— А если они помешают мне вернуться?

— Мы вам поможем.

— А если попытаются меня ликвидировать?

— Есть такой риск. Но вы уже предупреждены и сможете быть более осмотрительным. К тому же речь идет только об одних сутках, после чего вы возвращаетесь обратно. А главное, делайте вид, что ничего не случилось и что вы не склонны отказываться от своих намерений.

  Проводник снова погружается в размышления.