Проводник снова погружается в размышления. Потом вдруг решает:

— Хорошо. Я готов.

— В таком случае, — говорю, — давайте выкурим еще по сигарете и подробнее рассудим, как нам быть.

  Вокзал в Стамбуле. Ничего особенного, кроме шума, сутолоки да адского зноя, в чем тоже нет ничего особенного. Из дверей второклассных вагонов с выкриками посыпали суматошные пассажиры, одних вытаскивают, других вышибают. Вышибать трудно, потому что у каждого пассажира по восемь—десять чемоданов. Самые нетерпеливые передают свои вещички через окно в руки рвущихся в бой встречающих. Приезжающие большей частью отходники, возвращающиеся из Швейцарии, ФРГ или Дании.

  В иные времена люди шли на отхожие промыслы, гордые своим мастерством, любимыми ремеслами. Ныне же самое главное — иметь крепкие руки, чтобы выполнять тяжелую работу, которая для изнеженных европейцев кажется слишком грубой, — копать лопатой землю да перетаскивать тяжести. А если ты проработал несколько лет и вел счет каждому медяку, то можешь скопить достаточно средств, чтобы набить картонные чемоданы низкопробными, уцененными товарами и триумфально вернуться на родину.

  Стоя в коридоре у окна вагона, я наблюдаю за тем, как поезд освобождается от победителей и трофеев, и нетерпеливо жду, когда в толпе появится мой человек. Несколькими окнами дальше Томас с секретаршей тоже ждут встречающих. Я делаю вид, что не замечаю его, да и он, похоже, не обращает на меня никакого внимания.

  Томасу больше повезло. К вагону пробивается высокий мужчина в темно-синей шоферской фуражке и принимает из рук дипломата два маленьких чемоданчика. Минутой позже появляется и мой человек, и мы сквозь жару, скопище людей и горы чемоданов плывем к месту стоянки нашего «мерседеса».

  Рассеянным взглядом мне удается установить, что дипломат со своей секретаршей уже удаляются на черном «бьюике», а позади них в шикарном такси в обществе незнакомого молодого человека дремлет Бори-слав. Все это сейчас меня мало трогает, и я даю знак своему человеку ехать в отель.

— Я должен любой ценой повидаться со своим другом, — предупреждаю вполголоса. — Пусть недолго, хотя бы одну минуту. И чем скорее, тем лучше.

— Первая условленная встреча через час, — информирует меня человек за рулем, которого я знаю только в лицо, а то, что он Манев, мне стало известно лишь сейчас. — Ну и жара!

  И мы толкуем о жаре.

  Отель несколько выше среднего разряда, что вполне отвечает моему служебному рангу, отмеченному в паспорте. А вот бару просто цены нет, такой он уютный, тихий и, что самое главное, прохладный. Я отдаю ему должное, убив точно час и сорок минут за чашкой кофе и чтением французских газет, датированных вчерашним днем.

  Точно через час сорок у входа появляется Манев и делает знак, что пора ехать. Снова садимся в «мерседес» и после необходимых маневров с целью предосторожности подкатываем к тротуару, где в жиденькой тени дерева нас ждет Борислав.

— Томас ускользнул от меня, — жалуется мой друг, подсев ко мне на заднее сиденье. — Ускользнул, потому что я придерживался твоих инструкций...

— И правильно поступил, — отвечаю, проглотив любезный намек.

— Пробыв недолго в отеле, он вышел на улицу, остановил такси и куда-то поехал. Пока Томас передвигался по городу, я еще мог сидеть у него на хвосте, но, как только он устремился за город — а было заметно, что он настороже, — мне пришлось дать отбой, иначе Томас бы меня сразу обнаружил.

— Ты поступил правильно, — повторяю я.

— Но вот курьез, — продолжает Борислав, не обращая внимания на мое одобрение, — едва мы успели съехать на обочину, как вдруг видим, что следом за ним катит на каком-то захудалом таксомоторе тот косматый с гитарой.