Все четыре стены занимали полки с книгами. С одной стороны была открыта дверь во вторую комнату, где Том заметил неубранную постель.

— Вот, это вам, — сказал Том, не зная, что еще сказать.

Давид взял себя в руки и промокнул глаза платком сомнительной чистоты.

— Приношу свои извинения, месье. Садитесь, пожалуйста. — Встав, он убрал кипу газет со стула с жесткой спинкой.

— Может, вы возьмете мороженое, пока оно совсем не растаяло?

— Да-да, конечно. — Он взял мороженое с такой осторожностью, словно боялся, что оно вот-вот превратится в бабочку. Наконец он лизнул стекающую волной массу, и Том вздохнул с облегчением. — Когда я увидел вас в дверях, вы напомнили мне одного человека. А вы ведь даже не похожи на него. Он был темноволосым, с более смуглой кожей, и глаза у него были карие, а вы голубоглазый. Все дело в мороженом, которым были испачканы ваши пальцы. C'est extraordinaire. Что-то очень похожее в жесте… Тогда мы в последний раз были счастливы вместе.

— О ком вы говорите?

— О моем отце. Я уже давным-давно потерял его.

— А… как?

— В этом ужасном месте, в Бельзене.

Том закрыл глаза. История пронеслась перед ним, как старая кинохроника. Он подсчитал, сколько лет прошло со времен концентрационных лагерей до настоящего момента. Выходило, что Давиду примерно семьдесят пять.

— Это старая история, — пришел к нему на выручку Давид. — А об этом городе я мог бы рассказать вам очень многое, если только вас это интересует. Ой, смотрите, я, пока говорил, съел все мороженное.

Том огляделся:

— У вас столько книг… Могу я попросить вас дать мне что-нибудь почитать об Иерусалиме?

Давид снял с полки увесистый том:

— Я с удовольствием позволил бы вам свободно пользоваться моей библиотекой, если бы это было возможно. Но тут есть документы, которые вам не следует видеть. Вот, например… — Он отпер один из шкафов, вытащил из него пачку пластиковых папок и разложил их на столе. Внутри прозрачных файлов находились листы серой пергаментной бумаги, испещренные выцветшими буквами иврита. — Знаете, что это такое? Фрагменты Свитков Мертвого моря.

— Подлинные?

— Разумеется.

— А почему они хранятся у вас дома? Я думал, это музейная редкость и их изучают ученые.

— Месье, вы, похоже, не имеете представления, какое огромное количество этих свитков найдено.

Том внимательно рассмотрел выцветшие пергаментные листы. Они не раскрыли ему каких-либо секретов. Он отложил их, Давид собрал папки и снова запер в шкаф.

— Я храню их в этом шкафу, — подчеркнуто произнес он. Можно было подумать, что он предлагает Тому украсть свитки.

— Мне надо идти, — сказал Том. — Хочу пройтись до Гефсиманского сада, пока светло.

— Пока вы доберетесь до Масличной горы, уже стемнеет.

— Я все-таки рискну.

— Не забудьте книгу. Спасибо за мороженое.

Он, конечно, слишком поздно отправился к саду, в котором был предан Иисус. Но ведь и стражники явились туда ночью, чтобы арестовать Иисуса, выданного Иудой. Здесь Господь молился до кровавого пота, здесь произошла вооруженная стычка, перед тем как Иисуса увели. Том хотел прийти сюда в сумерки, когда еще тепло и можно насладиться нежными вечерними запахами.

Но он уже стал побаиваться города. В воздухе вибрировали волны насилия, и это отбивало охоту бродить по ночам одному. Туристы были слишком легкой добычей. До сада он, пожалуй, доберется прежде, чем сядет солнце, но вряд ли успеет обратно до полной темноты.