Том ошеломленно глядел на Давида, слизывая с пальцев мед, оставшийся от пахлавы.

12

— По почему я? Почему вы решили, что я буду вам полезен?

— Не каждому выпадает в жизни быть евреем. — (То же самое Давид сказал Тому при их знакомстве, когда Том признался, что он не еврей.) — Но кто-то должен им быть. У вас в нашем деле нет своего интереса. Мне все равно, куда вы денете эти проклятые свитки. Отвезите их в один из университетов в самом сердце Англии, где за серыми стенами в тиши и покое какой-нибудь профессор теологии годами будет расшифровывать их смысл. Но обязательно увезите их из Иерусалима.

— А почему бы не передать их просто Библейской школе?

Лицо Давида побагровело, на лбу вздулись вены.

— Этим прохвостам? Больше сорока лет они возились со свитками, не подпуская к ним других ученых и сообщая ученой общественности лишь крохи никому не нужной информации. Из пятисот рукописей, попавших к ним в руки, до сих пор увидели свет меньше сотни.

— Но они, наверное, боятся, что их повредят.

— Не будьте идиотом! Существует же такая вещь, как фотография. Они не выпускают из своих лап даже копии. Недавно совершенно случайно фотографии свитков попали к американским ученым. Они стали сразу публиковать эти материалы, и их обвинили в воровстве. Сорок лет этот… комитет сидел на страже истинных сокровищ человеческой цивилизации, как дракон в темной пещере. Когда я думаю о выдающихся ученых, моих друзьях, которые умерли за эти годы, так и не получив доступа к тайным основам нашей культуры и всего человечества из-за эгоизма, ревности и корысти этих подлецов, мне хочется плакать.

Его трясло от ярости. Наконец, утомленный всплеском эмоций, он рухнул в кресло.

— Есть одна вещь, которую вы должны знать, — сказал он, немного успокоившись. — Эти манускрипты передало сотрудникам Библейской школы правительство короля Хусейна в Восточном Иерусалиме, который тогда принадлежал Иордании. И хотя это были еврейские рукописи, передали их, естественно, христианам. Публикацию манускриптов поручили комитету, состоявшему исключительно из христиан, точнее, монахов-доминиканцев.

— Вы хотите сказать, что они нашли там что-то…

— Разумеется, они нашли там достаточно любопытных фактов! Некоторые из манускриптов были написаны во времена Иисуса Христа или даже незадолго до него. Не исключено, что содержащаяся там информация могла подорвать устои христианской Церкви.

— Но если так, то это чудовищно!

— А вы не допускали мысли, что вся христианская религия построена на чудовищной лжи?

— Я христианин, — сухо заметил Том. — Что заставляет вас думать, что я с легкостью соглашусь участвовать в подрыве основ моей Церкви?

— Ничего такого я не думаю, — пожал плечами Давид. — Просто я вижу то, что вижу. По-моему, вы не такой человек, чтобы бояться правды.

Не бояться правды… Тому вспомнился последний день в школе, когда директор пытался уговорить его остаться, а он глядел сквозь залитое дождем окно на травяную площадку для игр, почти не слушая Стоукса. «Если дело только в том, что кто-то писал на доске… Поверьте…»

Том встряхнул головой. Давид, увидев, что навел Тома на какие-то тягостные воспоминания, смягчился:

— Во всяком случае, содержание этих свитков понемногу просачивается в ученое сообщество, как бы плотно эта шайка ни сидела на своих сундуках. И в конце концов, фрагменты, находящиеся у меня, — это лишь несколько осколков головоломки, так что я не хочу особенно сильно давить на вас. Но прошу вас не отказываться сразу.

Том шагал в сторону Старого города в раздражении и нерешительности.