К ночи мы дошли до пещеры в пустыне. В пещере било пусто. Слуга велел нам разложить одеяла и приготовиться к ночевке. Вы, возможно, уже догадались, но до нас с Мехметом только на третий день дошло, что оборванный слуга — это и есть Абд аль-Кадир аль-Карим.

И в этой самой пещере Мехмет и я провели с ним три года. Рядом была вода, а за пропитанием мы с Мехметом ходили по очереди в деревню. Запросы у нас были скромные.

Мы многому научились у Абд аль-Кадира аль-Карима. Самым удивительным вещам. Мы молились и медитировали. Дисциплинируя свой ум, можно очиститься от грехов и слабостей души, продвигаясь вперед и поднимаясь все выше, все ближе к божественному. Я научился писать стихи. Наш учитель говорил, что Аллах поместил на небе луну для того, чтобы она вдохновляла людей на сочинение любовной лирики. Мехмет научился складывать звуки в ритмичные ряды и управлять с их помощью эмоциями людей. Я овладел искусством гипноза. Мы научились вызывать джиннов и управлять ими. Учитель объяснил нам, что небесные посланцы — это силы, спрятанные в способностях людей, и научил нас пробуждать их в себе.

А через три года, не закончив нашего обучения, учитель неожиданно исчез. Как-то утром мы проснулись, когда солнце уже всходило над сиреневыми вершинами гор, а луна еще была видна на утреннем небе, но Абд аль-Кадира аль-Карима с нами не было. Мы ждали его две недели, но он так и не вернулся. В конце концов мы пошли в деревню, чтобы справиться о нем в его доме.

Но в доме обитала какая-то семья, никогда не слышавшая ни о каком Абд аль-Кадире аль-Кариме. Они сказали, что в этом доме живет уже третье поколение их рода. Посмотрев на наши рубища, они добавили, что мы слишком долгое время пробыли в пустыне.

Мы были ошеломлены. Без учителя мы не знали, чем заняться. Нам пришлось попрошайничать, потому что до этого учитель добывал нам пропитание. Так мы проболтались там месяц или два, надеясь, что учитель вернется. Мы были подавлены и несчастны. В конце концов мы направились в Багдад. По пути мы зарабатывали на хлеб, показывая фокусы и декламируя стихи.

Политическая обстановка к тому времени изменилась. В Иране произошла революция, а Саддам Хусейн, новый президент Ирака, боялся, что и его страна пойдет по тому же пути, и намеренно спровоцировал ирано-иракский конфликт. Двое бродяг, скитающихся в пустыне, вызывали у всех подозрения. Я понимал, что, если мы в скором времени не уберемся оттуда, пас задержат и отправят на фронт.

— Наш учитель, — сказал мне Мехмет однажды, — был, наверно, не человеком, а духом. А может быть, джинном? Или ангелом? Или демоном?

Я схватил его за воротник и прорычал ему в лицо:

— Не смей говорить так об учителе! Чтобы я никогда больше этого не слышал!

Мы упросили шофера грузовика отвезти нас в Сирию, где было немало бездомных палестинцев. Мы кое-как перебивались с хлеба на воду. Однажды Мехмет расплакался. За эти годы я привязался к нему и полюбил его, как младшего брата. Он тосковал по тем дням, когда мы жили с нашим учителем, когда все было ясно и предопределено, как движение солнца и луны над пустыней, и когда все наши проблемы были связаны с учением.

— Мы сбились с пути, — говорил он, — мы пропали.

— Нет, — ответил я. — Наш учитель по-прежнему с нами. Приближенные не оставили нас. Это наше испытание. Помнишь, как часто действия учителя приводили нас в замешательство и мы понимали их смысл лишь через некоторое время? То же самое и сейчас, Мехмет. До сих пор мы плохо справлялись со своей задачей, мы забыли все, чему он нас учил, и жили, как бродячие псы. Мы должны вернуться.

— Но мы не можем вернуться в Ирак! — воскликнул он.

— Нет, не в Ирак. В Палестину.