|
Или ради чего-то. Из-за женщины, из-за идеи. Тут две большие разницы. Через любовь приходит прозрение, никак иначе. Только на блошином рынке, куда нас всех загнали, для этого чувства нету места. Оно ведь не продается и не покупается. И вот вам главная примета: если любовь возвращается, если люди исчерпали запасы злобы и алчности, значит, вселенский морок скоро развеется.
Кныш не возражал, допил коньяк из чашки. Покосился на принцессу, которая, возможно, слушала их во сне.
— Вы ведь и сами в нее влюблены.
— Увы, — доктор устало улыбнулся. — Все давно перегорело. Я вам не соперник, всего лишь наблюдатель… Полагаете, она отвечает вам взаимностью?
— Вряд ли… Но это не важно, — с удивлением услышал Кныш собственный ответ.
…На четвертые сутки ближе к обеду (через двенадцать часов после последнего укола) Таина очнулась. Бедовые очи прояснились, с них спала пелена, как иней со стекол. Увидела Кныша и слабо, через силу улыбнулась.
— Господи, Володечка, как же долго я спала, целую вечность. И какой страшный мне снился сон, ты не представляешь.
Потом она окончательно проснулась и поняла, что это был не сон. На похудевшую щеку выкатилась серебряная слезинка.
— Значит, правда? Бореньку убили?
— Не только Бореньку, — Кныш солидно покашлял. — И Санька Маньяка, и Климушку. И старшину Петрова, но ты его не знала. Всех положили, кого смогли.
— А мы как же с тобой?
— Что — мы?
— Мы-то как уцелели?
— Фарт такой, — Кныш пересел к ней на кровать, взял ее руку в свою. — Как себя чувствуешь, маленькая?
Она ответила остекленелым взглядом, но руку не отняла.
— Володя, посиди тихо, мне надо подумать, — и прикрыла глаза.
Думала недолго, минут десять. Вернулась к нему постаревшей, с сухими глазами и жестяным голосом:
— Мы сейчас где с тобой?
— У Гены Кампертера в больнице.
— Давно мы тут?
— Четвертый день.
— Нас ищут?
Десять минут назад Кныш, наверное, усомнился бы, говорить ли ей все, как есть, но сейчас перед ним лежала прежняя принцесса, хитроумная и уверенная в себе. Амазонка из московских джунглей. Хотя еще неизвестно, сумеет ли она встать на ноги.
— Рашид-оглы-бек награду назначил. Сто тысяч баксов за твою рыжую голову. Вся милиция на ушах. Надо валить отсюда как можно скорее. Пока не повязали.
— Куда, Володечка, валить?
У Кныша был план, он им поделился.
— Если твой полковник поможет с документами, то пока в Европу. Отсидимся где-нибудь.
— Как ты узнал про Милюкова?
— Он сам на меня вышел. Помог тебя вытащить.
Таина опять задумалась, но глаз не закрывала, бодрствовала.
— Тина!
— Что, Володя?
— Давай сейчас оставим этот разговор… Я позову доктора?
— Позови… Подожди! Поцелуй меня, пожалуйста, если тебе не противно.
Кныш прикоснулся к ее губам, ощутив себя так, будто нырнул в омут.
— Володя, ты сможешь меня простить?
— За что?
— За мальчиков, за все остальное. Что втянула тебя.
Кныш искренне удивился:
— При чем тут ты? Кто в эту игру ввязался, тот сам за себя ответчик.
— Это не игра, Володечка. Это война.
— Пусть война… — он уже был у двери, она снова его окликнула:
— Володя!
— Да, маленькая?
— Ты хочешь удрать? Выходит, вся эта сволочь взяла верх? Будет праздновать победу?
Чего-то подобного он ожидал с самого начала, но не думал, что она так быстро придет в себя. |