- Какой-то школьник, герр Гюнтер, - сказала она, собирая посуду на поднос, - самый обычный школьник.

- Мне нужно кое с кем встретиться, - объяснил я. - В Кайзергруфт. Не подскажете, где это?

- В Императорской подземной часовне? - Она вытерла руки о хорошо накрахмаленный передник, точно ей вот-вот предстояло повстречаться с самим кайзером, а затем перекрестилась. Упоминание об императорской власти, как я заметил, всегда делало венцев почтительными вдвойне. - Это же церковь капуцинов на западной стороне Нойер-Маркт*. Но идите пораньше, герр Гюнтер, она открыта только по утрам, с десяти до двенадцати. Уверена, что вам там будет интересно.

______________

* Новый рынок.

Я улыбнулся и с благодарностью кивнул. Да, мне, без сомнения, будет там интересно.

Нойер-Маркт мало походил на рыночную площадь. Несколько столов, накрытых как бы на террасе кафе. Посетители не пили кофе, официанты, казалось, вовсе не были склонны обслуживать их, да и кафе, откуда можно было получить сам кофе, отсутствовало. Все это казалось каким-то временным сооружением, даже по свободным стандартам перестроенной послевоенной Вены. Несколько человек праздно пялились по сторонам, будто здесь совершено преступление и все ждут полицию. Но я едва успел обратить на все это внимание, услышав, как часы на возвышающейся поблизости башне отбивают одиннадцать, поспешил к церкви.

Зоологу, который назвал знаменитую обезьяну, было все равно, что привычный стиль монахов-капуцинов куда замечательнее, чем их простоватая церковь в Вене. По сравнению с большинством молельных заведений в этом городе, церковь капуцинов выглядела так, словно они флиртовали с кальвинизмом, когда ее строили, или казначей ордена сбежал с деньгами к масонам: на ней не было ни единого резного украшения. Церковь выглядела столь заурядно, что я преспокойно прошел бы мимо, не обратив на нее внимания. Я чуть было так не сделал, но спасибо американским солдатам, которые сшивались около дверей. До меня вовремя донеслось упоминание о "покойничках". Мое недавнее знакомство с тем английским, на котором изъяснялись медсестры в военном госпитале, подсказало мне, что эта группа собиралась посетить нужное мне место.

Я заплатил сердитому старому монаху шиллинг за вход и прошел в длинный пустой коридор, который, как я решил, был частью монастыря. Узкая лестница вела вниз, в склеп.

На самом деле это оказался не один склеп, а восемь соединяющихся друг с другом склепов, причем гораздо менее мрачных, чем я ожидал. Строгое внутреннее убранство - белые стены, частично выложенные мрамором, - странно контрастировало с богатством содержимого. Здесь нашли приют останки более сотни Габсбургов с их знаменитыми челюстями. А вот сердца, как говорилось в путеводителе, который я додумался взять с собой, были забальзамированы в урнах, расположенных под собором Святого Стефана. Столько свидетельств династических смертей, как в этих склепах, можно найти лишь к северу от Каира. Казалось, все собрались здесь, кроме Великого герцога Фердинанда, похороненного в Граце и на которого, без сомнения, все остальные обиделись за то, что он настоял на посещении Сараева.

Останки представителей более скромной ветви фамилии из Тосканы покоились в простых свинцовых гробах, расположенных один над другим, как винные бутылки на полке, в самом дальнем углу самого длинного склепа. Я почти ждал, что увижу старика, открывающего их, чтобы опробовать новую колотушку и набор зубил. Габсбурги, естественно, занимали самые роскошные саркофаги. Этим огромным, вычурно украшенным медным гробам, казалось, недоставало только гусениц и орудийных башен, чтобы они взяли Сталинград. Один только император Йозеф II проявил нечто вроде сдержанности в своем выборе гроба, и только венский путеводитель мог описать медный гроб как "чрезмерно простой".