Горячие губы молодой метиски прикоснулись к его коже, и сразу все мысли Малко исчезли в темноте. Ее нежный рот возбуждал лучше, чем местный напиток «буа-кошон»... Хотя она и заметила, что он проснулся, она продолжала молча ласкать его, нежно и неустанно. Затем она скользнула под него, спрятав голову на его плече.

Он еще не притронулся к ней, а она уже двигалась все быстрее и быстрее. Он услышал ее короткое прерывистое дыхание и сам возбудился. Тогда он обнял ее за спину, чтобы она еще крепче прижалась к нему.

Она вздрогнула, как кошка, которую неожиданно погладили. Ее страстные движения возобновились, но уже по-другому: теперь Малко слышал ее мерное, ровное дыхание. Затем она с новой силой принялась ласкать его. Он старался сдерживаться, но почувствовал, что чуда не произойдет. Из-за него. Зловещие призраки, которые сдерживали Симону, еще не совсем рассеялись.

Он покорился ей. Симона шептала ласковые слова на креольском, затем замерла, как пораженная громом.

Гораздо позже, засыпая, он ощутил на своей шее ее слезы, там, где лежала голова Симоны.

Все зависело от того, где поставили машину те, кто следил за ним.

Он сразу заметил их серую машину: она находилась чуть выше, при въезде в незанятую виллу. Сразу же повернувшись, он позвал:

– Симона.

Он сел в свою «мазду» и подождал, пока Симона сядет в свою машину, зеленый «маверик». Они тронулись одновременно, их разделяло меньше метра. Тонтон-макуты потратили несколько секунд, чтобы кинуться вдогонку. Малко и Симона специально ехали очень осторожно. После ее виллы дорога поворачивала, затем сужалась: здесь не могли разъехаться две машины.

Малко слегка погудел. Симона выключила зажигание, ее машина резко остановилась, как будто наткнувшись на препятствие. Макуты, следовавшие за ней, чуть не столкнулись с «мавериком». А Малко тем временем прибавил скорость. Шофер макутов еще не успел выйти из своей машины, а он был уже в самом низу дороги, затем он свернул налево, к Петионвилю, переключил на вторую передачу и прибавил газ.

Симона снова поехала, проехала три метра и остановилась. На этот раз бампер машины макутов ударил «маверик» в зад. Один из макутов, высунув голову, направил на Симону кольт с коротким стволом.

– Проезжай, сука, – закричал он.

И он выстрелил в откос.

Симона Энш посчитала в уме до десяти, включила мотор и медленно тронулась. Малко опережал преследователей на пятьсот метров.

Вдруг из-за землянки выскочили худые мальчишки, преследуя кошку с торчащими ребрами. Оказавшись между машиной Малко и преследователями, она повернулась, шерсть у нее была взъерошена, глаза вытаращены. Один из мальчишек смог быстро набросить ей на шею петлю, резко дернув за нее. Кошка отчаянно замяукала, ее трясло, она открыла пасть и выпустила когти.

Парень еще раз дернул, чтобы задушить животное. Кошка подпрыгнула в последний раз и больше не двигалась. Таща свою жертву, мальчишка, страшно довольный, удалился. Гаитянин постарше, худой, как смерть, "лысый, позвал его, протягивая несколько купюр. В Ла Салин кошка стоила до двух долларов. Это был единственный вид мяса, который они знали.

Ощущая тошноту, Малко остановился перед «диспансером». Лишь бы Берт Марней сдержал слово... Он постучал и вошел.

Голова Берта Марнея лежала на железном блюде, глаза были открыты. Из шеи вытекла струя крови, оба зуба исчезли. Малко еле сдержал рвоту. Гул в его голове был похож на гул круживших вокруг головы больших зеленых мух.

Преодолевая тошноту, он заставил себя подойти ближе и заметил еще одну страшную деталь: рядом с головой, на краю блюда, лежал маленький темный предмет длиной в шесть-семь сантиметров. Малко потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что перед ним человеческий язык.