– На самом деле я без особого труда могу представить себе такую ситуацию, – признался Кордэ.

– В самом деле? – Его собеседница удивилась, однако в удивлении этом он ощутил и намек на удовлетворение. Оттого ли, чтобы она предпочла, чтобы на месте отца очутился он? От мысли этой повеяло холодком. Священник вдруг остро почувствовал, что является чужаком в этом доме, единственным, кто не принадлежит к семье. Его потрясло, что именно Кларисса напомнила ему об этом. Она всегда казалась ему теплее всех остальных, среди всех обитателей дома ее от мира отгораживало меньше барьеров.

– Полагаю, что в соответствующей ситуации все мы способны на это, – проговорил он уже более прохладным тоном. – Но Мэлори, бесспорно, достаточно явно выразил удовлетворение ее безвременной кончиной.

– Мэл? – Девушка подняла брови. – А мне казалось, что, вопреки всем спорам, она ему симпатична.

– Симпатична? – удивился Доминик.

– Да. – Повернувшись, Кларисса сделала шаг к подножию лестницы. – Ради нее он вернул картину Россетти в библиотеку. Хотя терпеть не может это произведение и прежде прятал его в утренней гостиной, куда члены семьи почти не ходят.

– А вы уверены в том, что ему не нравится эта картина?

– Ну, конечно же. Она слишком чувственная, почти вызывающая. – Мисс Парментер повела плечами. – Но Юнити она нравилась. Впрочем, это неудивительно.

– Мне она тоже нравится. Натурщица Россетти очаровательна.

– Конечно, но Мэл считает ее распутной.

– Тогда почему он перевесил ее обратно в библиотеку?

– Потому что Юнити попросила его! – фыркнула Кларисса с легким нетерпением. – А еще он носил ей со станции пакеты с книгами… три раза за последние две недели. Причем он тогда был погружен в занятия, да еще дождь лил вовсю. Почему? – Она возвысила голос: – Потому что она попросила! И он перестал носить свой любимый зеленый пиджак… потому что тот ей не нравился. Так что я сомневаюсь в том, что он недолюбливал Юнити в той степени, в которой вам это кажется.

Вернувшись в памяти к названным девушкой случаям, Доминик подумал, что она во всем права. Чем больше он думал, тем меньше поведение Мэлори соответствовало его характеру. Молодой человек терпеть не мог дождя и часто говорил о том, что ждет не дождется теплой и сухой римской погоды, в которой видел побочное благословение своего призвания. Кроме того, Кордэ никогда не замечал, чтобы сын хозяина дома исполнял еще чьи-либо поручения. Даже родная мать получила от него вежливый отказ, когда попросила сходить в аптеку. Он занимался, и это было для него важнее всех дел на свете. Но о зеленом пиджаке Доминик не знал. Он редко замечал, во что одеты мужчины – хотя всегда запоминал дамские наряды. Впрочем, с картиной Россетти дело обстояло иначе. Забыть ее было невозможно.

Любопытно… Итак, Мэлори оказывал Юнити уйму услуг, невзирая на явное презрение к ней. Доминику не нужно было далеко ходить за объяснением этого факта. Мисс Беллвуд была удивительно привлекательной женщиной. Это объяснялось не просто красотой ее лица или белизной кожи: она была переполнена жизненной силой, интеллектом и постоянным ощущением счастья и вызова, предоставляемыми жизнью. Он и сам с болью вспоминал ее обаяние. Но того, что оно затронуло и Мэлори, священник не подозревал.

– Должно быть, вы правы, – проговорил он. – Я не знал об этом.

– Возможно, он пытался обратить ее в свою веру, – сухо заметила Кларисса. – Если бы он привел Юнити в объятия Римской церкви после того, как она столько месяцев переводила документы для Церкви Английской, то одержал бы основательную победу над отцом.