Вита посмотрела на него с удивлением и смятением, тенью проскользнувших в ее глазах:

– Юнити полагала, что мы стали куда более просвещенными, чем прежде. И отбросили былое угнетение, невежество и предрассудки. Я много раз слышала от нее подобные речи. A кроме того, она говорила, что мы теперь намного более внимательно относимся к нуждам бедняков, менее эгоистичны и несправедливы, чем в былые времена.

Питта внезапно посетило воспоминание тридцатилетней давности, явившееся прямиком из классной комнаты:

– Один из фараонов Древнего Египта любил похвастать, что при его правлении в стране не было ни голодного, ни бездомного.

– O… едва ли Юнити знала об этом, – проговорила хозяйка с удивлением – и как будто бы с легким удовлетворением.

Томас стал слушать еще более внимательно: быть может, она наконец приближается к своему важному откровению?

– Миссис Парментер, а как ваш муж относился к ее воззрениям? – спросил он.

Лицо его собеседницы вновь напряглось. Она посмотрела куда-то вниз и в сторону:

– Он находил их отвратительными. Не могу отрицать того, что они достаточно часто ссорились по этому поводу. Если этого не скажу я, скажут другие. Все мы просто не могли не заметить этот конфликт.

Питт легко мог представить себе его развитие: обмен мнениями за трапезами, неловкое молчание, откровенные намеки, забвение рамок приличия, a затем горячие споры. Мало тем имеют столь фундаментальное значение для людей, как их вера в порядок вещей – не метафизический, но определяющий их место во Вселенной, собственную ценность и предназначение.

– И сегодня утром они снова ссорились? – предположил суперинтендант.

– Да. – Вита посмотрела на него с печалью и опасением. – Не знаю точно, из-за чего именно. Подробно может рассказать моя горничная. Она слышала этот разговор, как и камердинер мужа. А сама я слышала только голоса на повышенных тонах.

Она как будто хотела добавить что-то еще, но либо передумала, либо не сумела найти должных слов.

– А могла ли ссора принять бурный характер? – серьезным тоном спросил Питт.

– Вполне возможно. – Голос женщины превратился в шепот. – Хотя я с трудом могу поверить в это. Муж мой не…

Она осеклась.

– А не могла ли мисс Беллвуд в гневе выскочить из кабинета, потерять равновесие или даже споткнуться и по случайности упасть на спину? – предположил полицейский.

Свидетельница молчала.

– Возможно ли такое, миссис Парментер?

Вита посмотрела Томасу в глаза и прикусила губу:

– Если я отвечу утвердительно, суперинтендант, моя служанка опровергнет мои слова. Прошу вас, не заставляйте меня снова говорить о моем муже. Это ужасно… горько. Я не знаю, что думать, как чувствовать… Я попала в какой-то вихрь смятения… тьмы… жуткой тьмы.

– Простите. – Питт почувствовал желание извиниться… искреннее желание. Ему было ужасно жаль эту женщину, и он восхищался ее самообладанием и преданностью истине – даже такой ценой для себя. – Конечно, я побеседую с вашей служанкой.

Неуверенно улыбнувшись, миссис Парментер пробормотала:

– Благодарю вас.

Расспрашивать ее дальше было незачем, да и не хотел Томас затягивать разговор. Она явно стремилась остаться в одиночестве или присоединиться к членам своей семьи. Полицейский откланялся и отправился на поиски служанки, о которой говорила Вита.