Этим утром, после ряда вылазок, отвлекающих от основного маневра, Мустафа выдвинул вторую осадную башню Аббаса. На этот раз турки укрепили нижнюю половину башни, защитив от пушечных выстрелов габионами с землей и камнями, и прикрыли несущие опоры и перекрытия железными пластинами. Они подкатили башню к останкам бастиона Кастилии, и сидящие наверху стрелки-янычары вынудили весь гарнизон и рабочие отряды попрятаться в руинах и молиться о спасении. После нескольких часов пребывания в столь плачевном положении, глядя, как войска на высотах готовятся к генеральному наступлению, Ла Валлетт применил вчерашнюю тактику в несколько измененном виде.

Дыру проделали в неповрежденной стене несколько восточнее бреши, в той точке, которую не могли увидеть стрелки с башни. После чего отряд под командованием Кларамона и дона Гуареса де Перейра совершил вылазку. Десять рыцарей из Германского ланга вызвались добровольцами, они бросились к башне, словно взбесившиеся черти; запоздало выпущенный сверху залп из турецких мушкетов только высек дождь искр из доспехов бегущих рыцарей.

Небольшой отряд пехотинцев-азебов, который охранял лестницы с задней стороны башни, был за секунды изрублен на куски сорвавшимися с цепи северянами, которые затем взбежали по ступенькам, ворвались на ярусы и одновременно очистили от турок все этажи башни. Все колоссальное сооружение раскачивалось на удерживающих его канатах, пока яростный вихрь бушевал внутри конструкции. Вопли ненависти и предсмертные крики почти не отличались друг от друга, отсеченные конечности и распоротые тела валились вниз кровавым каскадом, будто бы башня была каким-то аттракционом на чудовищном варварском карнавале. Когда с истреблением было покончено, германские братья триумфально забрались на верхнюю площадку и махали испачканными кровью бурками, поддевая их концами мечей, поднимали вверх отрезанные головы, хватали горстями дымящиеся кишки, плясали на скользких досках в приступе жуткого веселья, а водопады крови продолжали стекать с ярусов башни, словно в каком-нибудь храме Мексики после проведения мерзкого ритуала. Они изрыгали проклятия и ядовитые колкости в адрес легионов ислама, собравшихся на окрестных холмах, а затем подняли лица к небесам и вознесли хвалы Иисусу Христу за то, что Он дал им познать миг такого неудержимого восторга.

Когда уже велись приготовления, чтобы спалить башню дотла, Тангейзер высказал мысль, что лучше забрать сооружение себе, установив рядом со стеной, и использовать для размещения собственных мушкетеров. Им двигало желание получить хороший обзор турецких позиций, тянущихся через всю гору Сан-Сальваторе, но Ла Валлетт воспринял его план с восторгом. Башню очистили от мертвых тел, покатили и поставили на новую позицию, на нижнем ярусе установили пару пушек, а на всех остальных разместили своих аркебузиров. Среди них был и Тангейзер.

Сверху открывался вид на адский пейзаж, выжженную солнцем землю, черную от трупов и мух. На востоке растянулась бесконечная паутина переплетенных турецких траншей. Тангейзер даже не представлял, как Гуллу Кейки умудрился провести его мимо них. И турок было по-прежнему огромное множество. Поход к лодке придется отложить до следующего кровопролития. Только вот на настоящий момент Ла Валлетт едва ли мог собрать полторы тысячи человек, способных держаться на ногах. Тангейзер, скорчившись, сидел на башне среди истоптанных и зловонных потрохов за откидывающимися воротами, оглохший и задыхающийся под палящим зноем, пока у него не кончился порох и пули, а рука до самого локтя не превратилась в сплошной синяк.

Все это он был счастлив позабыть, лежа в своей ванне. Он мысленно поздравил себя с тем, что догадался устроить ее. В самом начале он даже не догадывался, насколько ванна окажется важна для его здоровья. Может быть, он даже пролежит в ванне под звездами всю ночь. Может быть, он даже заснет и утонет, и утром его найдут с блаженной улыбкой на лице. Но потом Тангейзер вспомнил, что Никодим раздобыл и готовит на ужин отбивные из филе барашка, и он отодвинул в сторону мысли о смерти.