— Сдавайтесь, — сказал Тангейзер, — и вам хотя бы позволят повидать перед смертью священника.

Мысли об адском огне было довольно для Тассо. Он бросил меч на пол.

— Я не пойду к дьяволу! — сказал он. — Бог еще может простить нас.

Понти завопил и бросился на Тангейзера, подняв меч. Тангейзер парировал его удар, шагнул в сторону и проткнул Понти ладонь у основания большого пальца — после чего заставил упасть на колени, ударив рукоятью меча. Тангейзер сделал шаг назад и встал, широко расставив ноги. Затем он развернулся от бедра, махнул мечом и одним ударом снес голову с плеч Понти.

Тангейзер двинулся к Тассо через лужу крови, и Тассо рванулся к двери. Тангейзер кинулся за ним, чтобы прикончить. Оба остановились, когда на пороге возник Гуллу Кейки. Он вел перед собой старуху-сицилийку, заломив ей руку за спину. Старуха увидела покойников и огромные лужи крови, заливавшие приемную. Она принялась жутко завывать. Во всю свою мочь. Тассо обернулся к Тангейзеру и развел в стороны пустые руки.

— Милосердие и священника товарищу по оружию! — взмолился он.

Тангейзер ударил его мечом под ребра, прямо в печень. Итальянец ответил ему скорбным взглядом. Тангейзер распорол его до бляхи на поясе, и тот упал к ногам старой карги. Потом Тангейзер убрал меч в ножны и схватил старуху за узел белых волос.

— Веди меня к Ампаро.

Она захлопнула беззубый рот, поджав губы. В лице ее дышала злоба, странная для иссохшей женщины, доживающей последние дни. У нее были маленькие глазки, которые блуждали из стороны в сторону от невыразимого ужаса. Тангейзер потащил ее, вопящую, и уронил лицом вниз в растекшиеся багровые лужи крови Понти и Ремигио. Она визжала и барахталась в крови, словно только что спустившаяся в ад душа. Старуха пыталась встать на ноги, но у нее не получалось, она снова и снова поскальзывалась, барахтаясь и катаясь в кровавой луже, словно перепуганная собака.

Тангейзер отвернулся и передал пистолет Гуллу Кейки.

— Борс где-то внизу. Его караулит тюремщик.

Гуллу взял пистолет и кивнул. Проходя через приемную, он захватил с собой меч Тассо. Тангейзер выдернул старуху из стынущей крови и погнал ее к лестнице. Она карабкалась по ступенькам, словно безумный черный паук, вздрагивая от вызванных страхом рыданий, отрыгивая комки желчи на свое замаранное платье, а Тангейзер не слышал в своем сознании даже легкого шепотка жалости. На верхней площадке лестницы стояла на полке горящая лампа. Тангейзер захватил ее с собой и толкнул старуху в спину. Она заковыляла вперед и, остановившись перед массивной дверью, протянула руку к шее и достала висящий на цепочке ключ. Старуха повернула его в замке и толкнула дверь, после чего упала на колени к ногам Тангейзера, принялась хватать его за щиколотки и что-то бормотать. И тогда он понял, что Людовико солгал ему и что он уже опоздал.

Тангейзер посмотрел сверху вниз на старуху. Ее лицо было багровой морщинистой маской.

Он спросил только:

— Кто?

— Анаклето! — взвыла старуха.

Он пинком загнал старую каргу в комнату, она заползла в угол, оставляя за собой мокрый след, и вцепилась в костяшки пальцев беззубыми челюстями.

Тангейзер вошел внутрь.

Лимонный свет зари проникал в комнату сквозь высоко расположенное окно и падал на кровать, где лежала Ампаро. Тангейзер поставил лампу и подошел ближе. Она была обнаженная, холодная, и кусок ткани, которым она была задушена, до сих пор туго охватывал ее шею. Тангейзер снял удавку. Ткань была шелковой, темно-красного, гранатового, оттенка, от нее на горле Ампаро не осталось никакого следа. Тангейзер увидел, что это платье Карлы. То платье, которое она взяла с собой по его просьбе. Тангейзер бросил его на пол. Он заметил на руках Ампаро синяки, которым было уже несколько дней, и тут же понял, что ее насиловали, снова и снова, все это время.