— Мистер Уайленд, сэр! — говорит Рэнт. — У меня целых два часа сильная эрекция...

Да честно! Класс ахает. Не заучки на первых партах, а хорошисты, которые поверили тому, что услышали. А ближе к «Камчатке» какой-то несчастный троешник фыркнул от смеха.

— Мистер Уайленд, поймите меня как зрелый мужчина зрелого мужчину, — говорит Рэнт. — Эта ситуация болезненна и потенциально опасна.

Из Уайленда весь воздух выходит одним толчком. Одним выдохом. Скрещенные руки тонут во впалой груди. Губы раскрываются и обвисают так, что видны нижние зубы цвета кости, побуревшей от курева.

— Может, мне кому-то показаться? — продолжает Рэнт, озабоченно сдвигая брови.

Геометрическое уравнение исчезло, испарилось. Остались только следы мела, нацарапанные на доске как курица лапой, и мерзкое, грязное чудо подростковой эрекции. Мистер Уайленд лихорадочно вычисляет правильный ответ. Его выставили на посмешище.

Шот Даньян (автосалочник): Уайленд крепко влип. Если он отругает Рэнта, посмеется над ним и велит хулигану сесть и заняться уравнениями, на школу подадут в суд. Если у парня проблема со здоровьем и его штучка посинеет и отвалится, школьному округу придется выплачивать компенсацию в десять миллионов долларов из бюджета. Да, Рэнт уже срывал уроки. Да, Рэнт мог бы обратиться к нему вежливее — но в зале суда, когда Уайленду придется объяснять присяжным, почему он высмеял и унизил ученика, который, возможно, умирал от гангрены, это не будет иметь значения.

Кэмми Эллиот: Глаза мистера У. бегают, уши дергаются, кадык прыгает — это он так думает. Бледное лицо сначала розовеет, потом багровеет. Почти как язык. Время застыло.

— Мистер Уайленд! — раздается мальчишеский голос. Дэнни Перри задрал руку и машет: — Эй, мистер У.! Мне тоже надо в медпункт! У меня то же самое!

Бренда Джордан (детская подруга Рэнта): Насколько я помню, у Рэнта было всего две рубашки. И одни джинсы. Во всяком случае, это все, что мы видели. Одна и та же зеленая клетчатая рубашка с длинными рукавами, чтобы прятать искусанные руки. А вторая — из синего шамбре, тоже с длинными рукавами и с «жемчужными» запонками вместо пуговиц. Если Кейси нервничал, все это слышали, потому что он постоянно открывал и закрывал запонки. Вечно пощелкивал ими на задней парте.

Кэмми Эллиот: С распухшим членом, торчащим так, что было видно пульс, Рэнт отправился в медпункт. Его запонки щелкали громко и часто, как попкорн.

Сайлас Хендерсен (детский друг Рэнта): Самая старая девчачья уловка, чтобы отпроситься с любого урока, — сказать, что у тебя «живот болит». «Живот болит» — значит можешь проглотить пару таблеток аспирина и пропустить аттестацию по тригонометрии. А у парней ничего такого нет.

Лоуэлл Ричардс (учитель): Возникла четкая зависимость между солнечной погодой и количеством мальчиков, страдающих от болезненных эрекций. Проблему представляли не сами пенисы, а неспособность скрыть их напряженное состояние. Более того, по мнению окружного юрисконсульта, навязать ученикам форму одежды со скромным и плотным нижним бельем было бы невозможно и возымело бы негативные последствия — привлекло бы к вопросу еще больше внимания.

Мы старались справиться с проблемой фаллосов незаметно, косвенным путем. Юрисконсульт посоветовал нам не осуждать эрекцию на территории школы. Очевидные эрекции нельзя было признавать, но и нельзя с ними бороться.

Кэмми Эллиот: Одежда была самой большой тайной Рэнта. У него дома был целый шкаф рубашек, брюк, джинсов и жилеток. Вешалки были сдвинуты так плотно, что палка, на которой они висели, прогибалась от тяжести. Но, увы, Айрин Кейси не могла не заниматься творчеством. Не могла не самовыражаться. Она вечно искала новые способы украсить одежду: вышивала подсолнечники и листья плюща, улыбающиеся полумесяцы и звезды.