— Да ладно… я сам виноват, — самокритично признался Петрухин и, потрогав языком внутреннюю сторону разбитой губы, поморщился. — Где мы едем?

— Минут десять назад промахнули Торжок.

— Понятно… Блин, башка трещит! На записи-то видно, как он меня уделал?

— Не знаю, — буркнул с первой парты Зеленков. — Разбил, урод, камеру… не работает.

— Хреново. Я-то изначально намеревался дописать допрос на месте, а теперь придется везти его в Питер. Хотя, конечно, можно где-нить по дороге купить новую камеру. Что думаешь, Костя?

Мирошников на полу застонал, и проштрафившиеся бойцы синхронно уперлись в него напряженными, полными решимости взглядами.

— Думаю, лучше доставить урода в Питер. Нет худа без добра: по крайней мере, проведем очную ставку с Бодулей.

Убийца открыл глаза. Петрухин на ощупь пошарил рукой в сумке, достал из нее «Тверскую зорьку», свинтил пробку и протянул бутылку Мирошникову:

— Пей.

— Зачем? — спросил тот, рефлекторно отстраняясь и закрывая лицо скованными наручниками руками.

В предложении Петрухина ему сейчас чудилась какая-то скрытая угроза. Возможно, месть за попытку бегства.

— Так надо, Саша. Пей, — сказал Петрухин, трогая языком разбитую внутреннюю сторону губы и морщась.

Мирошников отрицательно качнул головой:

— Не буду.

Он подумал, что его хотят убить, а водку предлагают для того, чтобы имитировать какой-нибудь несчастный случай в пьяном виде. Например, пьяный уснул на рельсах… или утонул в ближайшей речке.

— Не буду, — упрямо повторил Саша. — Ты же обещал? Ты же обещал отпустить, если все расскажу…

Петрухин посмотрел на него тяжелым немигающим взглядом. Левая сторона лица его на глазах меняла цвет и опухала.

Внезапно Александр Мирошников понял, что все бессмысленно, что эти парни по-любому сделают с ним все, что захотят.

Так, может, действительно лучше выпить? Чтобы не так страшно?

Он протянул вперед скованные руки и обхватил бутылку…

В общей сложности душегуба Сашу заставили выпить бутылку водки и еще граммов пятьдесят коньяку из зеленковской фляжки.

Большего Саша не осилил — поплыл…

— А не помрет он от такой дозы? — с опаской спросил Витя.

— Не помрет, — покачал головой Зеленков. — Живучий, гад…

Вот так, в состоянии глубокого алкогольного «наркоза», Мирошникова и повезли в Питер.

Повезли — и в конечном итоге доставили в относительной целости и менее относительной сохранности.

Правда, уже в черте города имел место быть невеликий, но весьма неприятный инцидент с «нашенскими», питерскими, гаишниками.

Ну да повезло, обошлось без необратимых последствий. Не «кадры», но деньги — обратно решили всё. Хотя, конечно, аппетиты питерских дорожных полицейских оказались несоизмеримо злее, нежели у их провинциальных коллег.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Санкт-Петербург, 25 августа, чт.

В начале второго ночи вусмерть вымотанный суточным марш-броском «Петербург — Тверь — Петербург» Петрухин разбудил изумленную охрану офиса «Магистрали»: сперва нежданно-негаданным появлением, а затем — своей «потерпевшей» мордой лица.

Злой, а потому не расположенный к полуночным разговорам с «шестерками» из СБ Дмитрий торопливо расписался в вахтенном журнале. И, не расслышав брошенную охранником ему в спину фразу «Дмитрий Борисыч! Там у вас в кабинете…», подсвечивая дорогу огоньком зажигалки, проследовал в отсек, в коем размещался служебный кабинет решальщиков.