– Что, Ксюх? Никак передумала? – спросил он, вполне себе догадываясь, что услышит в ответ. Про наркоманов, про них ведь всегда все знаешь. Потому как у них всегда один интерес.

– Нет. Не передумала, – прошептала Гусева и… бухнулась на колени. Аккурат в грязную лужу с радужной бензиновой пленкой. – Дмитрий Борисыч… пожалуйста… дайте на дозу… пожалуйста…

Играя желваками, Петрухин нащупал бумажник, отстегнул тысячную купюру, бросил ее на асфальт и молча втопил по газам.

Брюнет прибыл в баню, слава богу, без телохранителя. Вернее, прикатил-то он с ним, с Владом, вот только у Голубкова достало ума и такта не тащить амбалообразную шестерку внутрь. Петрухин, по язвительности своей, хотел было все равно подколоть босса, но почему-то в последний момент передумал.

– Ну, – сказал Брюнет, пожимая инспекторам руки, – демонстрируйте, где же ваши хваленые веники?

Дмитрий торжественно раскрыл портфель, и оттуда ударил густой запах березовых веников.

– Ух ты мать честная! – восхитился Виктор Альбертович, среагировав в первую очередь не на запах прелой листвы, а на выглядывающую из-под березовых листочков изумленную морду вяленого леща…

В апартаментах было уютно и не жарко, невзирая на наличие настоящего (а не бутафорского электрического) камина, который озорно потрескивал ольховыми полешками. Над камином висело эпическое живописное полотно на тему «Русская баня». На полотне было много пару, больших грудей и толстых ягодиц. На переднем плане торчал самовар… аля рюс, короче! Только балалайки не хватает.

– Балалайки не хватает, – констатировал Брюнет, обращаясь, кажется, к лещу.

– Что-что? – участливо спросил банщик-менеджер. Демонстрируя намерение расшибиться, но подогнать гостям желаемый музыкальный инструмент. Как говорится – любой каприз за ваши деньги.

– Работа, говорю, Глазунова? – кивнул Брюнет на полотно.

– Не-а, студент из «Мухи» малевал… говорят, большой талант.

– Ну о талантах мы с тобой позжее потолкуем. А пока, братец, принеси-ка нам пивка холодненького…

«Братец» метнулся за пивом, по пути втопив сенсорную кнопку музыкального центра, настроенного по вкусу местных завсегдатаев на волну «Радио шансон». Из динамиков полилась хабалистая новинка сезона про «курение и взятую за основу тишину».

Петрухин скривился:

– О, боги! Только не это! Не могу слышать эту погань!

– Странная реакция, – усмехнулся Брюнет. – А мне казалось, что правильные менты любят шансон даже больше, чем сами его персонажи.

– Значит, я – мент неправильный, – сказал Дмитрий и, порывшись в портфеле, достал компакт-диск в стандартной коробочке без опознавательных знаков.

– И чего там? – заинтересовался Брюнет. – Надеюсь, не…

Голубков фальшиво насвистел первые аккорды из другой нетленки. Про «прорывающихся куда-то оперов».

– Нет. Это сугубо женский вокал. Хотя… обратно погань!

С этим словами Петрухин выключил радио, поставил диск и нажал кнопку «Play».

– …Я расскажу, – шепнул из динамиков незнакомый Брюнету женский голос. – Лиса, она… Она тварь…

– Кто это?

– Ты послушай, Витя. И сам все поймешь…

– С Оксаной вы познакомились у Александры? – спросил «голос Купцова».