— Коммунист?

— Был.

— С какого года?

— В сентябре 1939 принят кандидатом в ВКП (б). С декабря 1940 в партии.

— И вы не стали это скрывать?

— Я сдался сам. И все о себе рассказал, как есть. Чего скрывать?

— Но ведь немцы коммунистов расстреливают.

— Так нам говорили в Красной Армии. Но на деле это не так.

— Вы правы. Я ведь тоже состоял в ВКП (б). И тоже не стал этого скрывать, господин Красильников. Вы хотите служить в полиции?

— Да. Это дело для меня знакомое.

— Я вижу, что с оружием вы обращаться умеете. Такие люди нам нужны. Но, можем ли мы вам верить, господин Красильников?

— Но меня проверяли.

— Проверяли? — усмехнулся Третьяк. — Завели вот это дело. Записали ваши показания. Но чего стоит такая проверка, господин Красильников.

— Вы мне не верите?

— А вы бы сами поверили? Я ныне почти все дела новобранцев лично проверяю. Приходится этим заниматься. И возможно, что вы говорите правду. Но ведь можно предположить, что вы красный агент?

— Я?

— А почему нет?

— С чего это у вас, господин начальник полиции, возникло такое мнение обо мне?

— Потому что мы ждем красных агентов, господин Красильников. Вы ведь имеете представление о том, что у нас здесь происходит?

— Живёте вроде ничего. По нынешним временам даже слишком хорошо.

— Мы просто даем людям зарабатывать. У нас здесь можно сказать настоящий социализм, а не тот, что был построен в СССР. Землю отдали крестьянам без права продажи. Скоро будет обнародован закон о земле. Люди смогут зарабатывать. Знаете, когда я понял, кто такие кулаки?

— Кулаки? — переспросил Красильников.

— Это зажиточные крестьяне, которых советы принялись уничтожать. Я ведь тогда был работником советской системы. И я увидел этих самых эксплуататоров трудового народа. Оказалось, что это добросовестные труженики на земле. Они и были основой русского сельского хозяйства. Советская власть сделала ставку на бедняка. Иными словами на лодыря, который работать не хотел. И понятно, что его пришлось заставить. И так был построен тот самый казарменный социализм. У нас все не так.

— Дак я разве против?

— Но против те люди, что сидят в Москве. Мы показываем, что такое новый порядок. И местные принимают его. А знаете почему?

— Почему?

— Жить стало легче, чем при советах. И Советы будут стараться ликвидировать нашу республику. Развалить изнутри. Для них мы враги.

— Но я разве враг?

— В последние два дня к нам в Локоть прибыло четыре человека. Вы, бывший сержант Красной Армии, по документам дезертир. Еще один дезертир, но он в отличие от вас у красных не служил. Сбежал на стадии повестки в военкомат. Бывший бухгалтер, не успевший эвакуироваться с советами. Девушка-санитарка, которая попала в плен в Вяземском котле.

— И вы думаете, что один из нас агент большевиков?

— Возможно, что и так, а возможно, что вы все агенты большевиков.

— Но также возможно, что большевиков среди нас нет, господин начальник.

— И это возможно, господин Красильников. Из всех для личной беседы я вызвал вас. Вы показались мне наиболее умным человеком среди троих. Вас можно проверить кровью. Но не думаю, что большевистского агента этим можно напугать.

— Кровью?

— Заставить вас принять участие в расстреле.

— Меня? Но я…

— Вы бы отказались?

— Я не знаю.