Изменить размер шрифта - +
Ранее он принадлежал кулаку Анкундинову, расстрелянному еще в 1919 году за укрывательство хлеба.

В 1929 году назначили Ивана Фофанова первым председателем колхоза, а 1931 году он был убит неизвестно кем. Кто-то саданул вечером в его окно из обреза. И осталась после него жена с двумя детьми малыми. Но власть советская не позабыла про семью героя, и получили они право перебраться в город и потом сын Ивана Фофанова Демьян даже поступил учиться в университет. Получил диплом учителя истории.

Накануне войны вернулся Демьян в родное село мать проведать да там и задержался. Как красные ушли, так многие селяне припомнили матери её мужа-активиста.

Дом сразу отобрали новые власти. Явился неизвестно откуда сынок расстрелянного Анкундинова Осип и потребовал назад отцовское наследство. Пришлось Фофанову и матери его переселиться на самую окраину села Вареневка в старый домик деда. Дед умер еще в 1934 году, и домишко стоял пустой. Бросить мать в такой ситуации Демьян не мог.

Осип Анкундинов стал старостой и обещал разобраться с «недобитыми красными гнидами». И поддержал его в том намерении ставший полицаем остроносый Семен Галущак.

— Ты, Осип, отца своего им простил разве? — спросил за бутылём самогона Галущак.

— Я? По гроб жизни им того не прощу. И да разве в одном отце дело? Ты спроси меня, как жил я все эти годы? Едва к большевикам в лагерь не попал. Скрывался под чужой фамилией. Душегубом стал. Во как.

— Убил кого? — спокойно спросил Галущак.

— Было, — ответил Анкундинов.

— А кого упокоил-то?

— А тебе какое дело? — вдруг озлобился Осип.

— Дак я не в попрек тебе, друже. Я разве против ежели комиссара какого упокоить? Да я сам готовый. А враг твой своими ногами по земле ходит.

— Фофанов-то? — Анкундинов усмехнулся. — Пущай покуда ходит. Я ведь не просто так его не трогаю, Сема. Убить его гниду краснопузую мало. Они скольких из Анкундиновых на тот свет отправили? Батю моего и дядьку к стенке поставили. Мамашу с сестрами выслали. И где они ныне? Живы ли? Пули для Демки мало. Я для него иное придумал.

— Чего?

— А ты сестру его помнишь ли?

— Иринку? Дак помню. Девка красивая. Да молодая больно. Ей ныне сколь лет то.

— Восемнадцать.

— Да чего вспоминать-то девку фофановскую, Осип? В селе нет её. Она ныне далеко. Нам не достать.

— Ой-ли! Девка в Локте ныне живет у тетки своей. У сестры матери фофановской.

— Откуда знаешь?

— Люди добрые рассказали. А с чего Дёмке сестру свою прятать? Что думаешь, Семён?

— Дак комуняки они Фофановы-то из рода Ивана Фофанова. Опасаются.

— Во! Верно кумекаешь, Сёмка. И думает Дёмка Фофанов, что не знаю я, где сестрица его младшая. А я знаю.

— Дак что из того? Я ныне начальник полиции в Вареневке, а толку что? Вот давеча был в Локте и просил начальника своего Третьяка дать мне воли с комуняками местными разобраться. Хотел Пашку Рюхина и Дёмку Фофанова к ногтю прижать. Не дал.

— А чего так? Чего твоему Третьяку жало комуняк?

— Дак задумал Третьяк что-то. Он ведь ранее при большевиках в прокуратуре у них работал. Сам комунякой был.

— Во как? И немцы верят ему?

— Не токмо верят, Осип. Он у самого майора Дитмара первейший советник. Я бы даже сказал друг. А Дитмар в наших краях человек большой.

— А ты чего Рюхина решил в оборот взять, Сёма? — усмехнулся Анкундинов. — Сестрица евоная тебе покоя не дает?

— Моя будет! Слышь, что говорю, Осип. Слово даю, что моя будет! А их породу я все одно изведу.

Быстрый переход