Раненый Ревизор зашел в туалет.

Порез был глубокий, но не опасный. Холодная вода смыла кровь, но остановить кровотечение не смогла. Наверняка мог помочь предложенный пассажирами бинт. Но он слишком бросался бы в глаза. Был еще пластырь, но он не мог сдержать напор крови из открытой раны.

Оставалось…

Ревизор вышел из туалета.

— У вас не будет иголки с ниткой? — попросил он. — Он мне еще рубаху порвал.

Иголка нашлась.

— Спасибо.

Ревизор вновь зашел в туалет, закрыл дверь и, глядя в зеркало, оттянул кожу на краю раны, воткнул туда иголку.

— М-м!

Несколькими мелкими стежками он сблизил, соединил рану. Сделал узелок. И обрезал нитку случайным бритвенным лезвием. Заштопанную рану он промакнул полотенцем и заклеил крест-накрест длинными полосками пластыря.

Теперь рана выглядела вполне безобидно. Если под пластырь не заглядывать.

Ревизор переоделся в костюм, привел себя в порядок и приоткрыл дверь.

— Сейчас придет. Он в туалете кровь замывает, — услышал он доносящийся из вагона обрывок фразы.

Вышел в коридорчик. Закрыл дверь в туалет. И открыл в тамбур.

— Покурю, — показал он сидевшему на боковом сиденье первого купе парню.

В тамбуре никого не было. Ревизор открыл вагонную дверь. В лицо ударил тугой порыв холодного ветра. Скорость была приличная, не меньше семидесяти километров в час. Но выбирать не приходилось. Если дернуть стоп-кран, они будут знать, где он спрыгнул. А если уйти по-тихому, то они еще часа полтора не очухаются. Вначале будут стучаться в туалет, потом искать его по вагонам… За это время поезд уйдет за сто с лишним километров — попробуй его найди.

Ревизор попытался всмотреться в темноту. Но ничего не уведел, кроме стремительно набегающих столбов. В которые если угодишь…

Ослепительным светом прожектора мелькнул переезд. Поезд выехал на небольшую насыпь. Если прыгать, то теперь. На насыпях обычно нет никаких сооружений или случайных столбов. Кроме того, на пологом склоне гораздо легче гасить скорость.

Ревизор, схватившись за поручни, спустился на ступеньки и, отклонившись в сторону, захлопнул дверь.

Прыгать с поездов его учили еще в первой Учебке. Лучше всего сразу после опоры электролинии, причем там, где она совместится со стометровым столбиком.

Есть!

Ревизор сильно оттолкнулся ногами вперед и вверх, пролетел несколько метров, жестко ткнулся ногами в землю и, не пытаясь устоять, перекувырнулся через голову, покатившись вниз по склону.

Ломая какие-то кусты, Ревизор плюхнулся в лужу и замер.

Где-то вверху стучали колеса удаляющегося поезда.

Кости были целы. Одежда относительно тоже.

Теперь ходу!

Ревизор встал на ноги и пошел перпендикулярно железнодорожному полотну. Рано или поздно он должен был выйти на какую-нибудь дорогу или тропинку. И должен был на ходу высохнуть.

Быстрее, быстрее.

Через полчаса ноги встали на твердую почву. Вот и дорога! Грунтовка. Но достаточно наезженная. Без видимой грязи.

Ревизор очистил от налипшей земли ботинки, отряхнул одежду.

В какую сторону идти?

А не все ли равно. Лишь бы отсюда!

Постепенно убыстряя ход. Ревизор перешел с шага на легкий бег.

Через три часа, когда начался рассвет, он был в тридцати километрах от железной дороги, на обочине асфальтированного шоссе.

Приведя себя в порядок, Ревизор вышел на дорогу. Легковые машины он пропускал. Так как легковушки далеко ездят редко. И, значит, добравшись домой, они могут услышать рассказ о мужике, выпрыгнувшем с поезда, и вспомнить о странного вида попутчике, которого подвозили.