|
Марья Антоновна. Вы говорите по-столичному. Хлестаков. Для такой прекрасной особы, как вы. Осмелюсь ли быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? но нет, вам должно не стул, а трон. Марья Антоновна. Право, я не знаю... мне так нужно было идти. (Села.). Хлестаков. Какой у вас прекрасный платочек! Марья Антоновна. Вы насмешники, лишь бы только посмеяться над провинциальными. Хлестаков. Как бы я желал, сударыня, быть вашим платочком, чтобы обнимать вашу лилейную шейку. Марья Антоновна. Я совсем не понимаю, о чем вы говорите: какой-то платочек... Сегодня какая странная погода! Хлестаков. А ваши губки, сударыня, лучше, нежели всякая погода. Марья Антоновна. Вы все эдакое говорите... Я бы вас попросила, чтоб вы мне написали лучше на память какие-нибудь стишки в альбом. Вы, верно, их знаете много. Хлестаков. Для вас, сударыня, все что хотите. Требуйте, какие стихи вам? Марья Антоновна. Какие-нибудь эдакие - хорошие, новые. Хлестаков. Да что стихи! я много их знаю. Марья Антоновна. Ну, скажите же, какие же вы мне напишете? Хлестаков. Да к чему же говорить? я и без того их знаю. Марья Антоновна. Я очень люблю их... Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: "О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!.." Ну и другие... теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда... (Придвигая стул.). Марья Антоновна. Любовь! Я не понимаю любовь... я никогда и не знала, что за любовь... (Отодвигая стул.). Хлестаков (придвигая стул). Отчего ж вы отдвигаете свой стул? Нам лучше будет сидеть близко друг к другу. Марья Антоновна (отдвигаясь). Для чего ж близко? все равно и далеко. Хлестаков (придвигаясь). Отчего ж далеко? все равно и близко Марья Антоновна (отдвигается). Да к чему ж это? Хлестаков (придвигаясь). Да ведь вам только кажется, что близко; а вы вообразите себе, что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия. Марья Антоновна (смотрит в окно). Что это там как будто бы полетело? Сорока или какая другая птица? Хлестаков (целует ее в плечо и смотрит в окно.) Это сорока. Марья Антоновна (встает в негодовании.) Нет, это уж слишком... Наглость такая!.. Хлестаков (удерживая ее). Простите, сударыня, я это сделал от любви, точно от любви. Марья Антоновна. Вы почитаете меня за такую провинциалку... (Силится уйти.). Хлестаков (продолжая удерживать ее.) Из любви, право, из любви. Я так только, пошутил, Марья Антоновна, не сердитесь! Я готов на коленках просить у вас прощения. (Падает на колени.) Простите же, простите! Вы видите, я на коленях. Явление XIII Те же и Анна Андреевна. Анна Андреевна (увидев Хлестакова на коленях). Ах, какой пассаж! Хлестаков (вставая) А, черт возьми! Анна Андреевна (дочери). Это что значит, сударыня! Это что за поступки такие? Марья Антоновна. Я, маменька... Анна Андреевна. |
