Рядом стояли две огромные деревянные бадьи, наполненные водой.
Девушки вышли и прикрыли за собой дверь. Ши со странным чувством, будто раньше уже не раз это проделывал – «Видимо, это часть автоматической настройки сознания на структурную модель иного мира», – подумал он про себя – уверенно поднял одну из бадей. Воду он торопливо выплеснул на камни и то же самое проделал с другой бадьей. Раздалось шипение, и комнатка окуталась клубами горячего пара.
Ши постоял в этом пару столько, сколько смог вытерпеть – где‑то около минуты, а затем ощупью до брался до двери и, глотая воздух, вывалился наружу. Тотчас на него обрушился поток ледяной воды. Покуда он шатался, хватаясь руками за что попало и судорожно всхлипывая, содержимое еще одной бадьи опять окатило его с головы до ног. Тщетно пытаясь прикрыться, он завопил:
– Буль... Стой, перестань!.. Хватит!
Откуда‑то из водянистой мглы донеслось хихиканье обеих девиц. Глаза его были еще полны воды, когда до него дошло, что душ этот устроили именно они, а спасительное одеяло осталось в парилке.
Первым его побуждением было поскорей рвануть назад, но одна из них протягивала полотенце, которое надо было принять хотя бы из вежливости.
Появился Сверр, с безучастным видом держа в руках кувшин с какой‑то жидкостью. Ну что ж, – решил Ши, – если им наплевать, что я неглиже, то мне тем более. И в самом деле, после этой небольшой встряски стыд сам собой испарился. Ши спокойно вытирался, пока Сверр совал ему свой кувшин.
Патологическим равнодушием к первозданному облику Ши девушки переплюнули даже Гертруду.
– Испей‑ка горяченькой медовухи! У вас на юге, поди, такой не делают. Од, подай‑ка путнику полотенце! Не хватало нам, чтоб он подхватил насморк!
Ши отхлебнул из кувшина и нашел, что медовуха чем‑то напоминает пиво, а чем‑то и настоящий мед. Тягучая приторная жидкость поначалу пошла не в то горло, но он куда больше был озабочен тем, чтобы удержать фасон перед хозяевами, нежели собственным самочувствием. Наконец, первый глоток покатился в желудок, и дальше дело пошло веселей. Он снова начал чувствовать себя человеком.
– Назови же имя свое, незнакомец, – потребовал Сверр.
Ши ненадолго задумался. Придя к заключению, что фамилии у этой публики, скорее всего, не приняты, в конце концов он ответил попросту:
– Гарольд.
– Как‑как?
Ши повторил, по возможности, более внятно.
– А‑а, – обрадовался Сверр. – Харальд.
Из‑за перестановки ударения это прозвучало почти как слово «харя».
* * *
Вскоре Ши, полностью одетый, но все еще босой, восседал на скамье, на том месте, что указал ему Сверр. В ожидании ужина он оглядывал зал и своих соседей, сидевших за тем же столом. Напротив него расположился рыжеволосый, с рыжей же бородой гигант средних лет, наружность которого сразу напомнила Ши странную фразу Сверра о красном медведе. Пола его багряного плаща откинулась, открывая шитый золотом пояс. За ним сидел еще один рыжий, только чуть посветлее, тонкий в кости, с лисьей физиономией и живыми, подвижными глазками. Затем – юный блондин с золотистым пушком на щеках примерно тех же габаритов и комплекции, что и сам Ши.
В середине скамьи от пола до потолка вздымались две толстые, богато украшенные резьбой колонны из черного дерева, поставленные так близко к столу, что образовывали нечто вроде трона. Восседал на нем никто иной, как провожатый Ши, одноглазый седобородый старик. Бесформенная шляпа лежала перед ним на столе; а сам он, облокотясь на одну из колонн, вел беседу с одним из гостей – крупным молодым блондином, эдаким крепким орешком, добродушное лицо которого в этот момент было омрачено тревогой. Рядом с этим последним к столу были прислонены огромные ножны, как раз под стать тому мечу, который видел Ши на стене. |