Уильям Теккерей. Рейнская легенда
Глава I Сэр Людвиг Гомбургский
То было в давние времена достославного рыцарства, когда на каждом высоком холме, глядящемся в светлые воды Рейна, еще стояло по замку; и обитали в них не крысы и совы, как ныне, а стены их не покрывали мох, и плесень, и вьюнки, и плющ, — нет, нет! — там, где ныне вьется плющ, неприступные решетки и стальные засовы заграждали входы; там, где трепещут на ветру вьюнки, развевались шелковые знамена, расшитые гордыми гербами; строем выступали воины там, где ныне глаз различает лишь мох да зловещие поганки; а вместо сов и крыс, могу поручиться, в замках жили дамы и рыцари, тут они пили и пировали, танцевали и любили. Их больше нет — этих дам и рыцарей. Золото их кудрей сначала обернулось серебром, а потом и серебро повыпало и исчезло навеки; их стройные ноги, столь легкие и неустанные в танцах, отекли и вздулись подагрой, а потом, из отечных и подагрических, стали тонкими костяшками; и розы исчезли с их ланит, а потом исчезли и самые ланиты и отпали от черепов, а черепа обратились в прах, и ничего от них не осталось. И то, что постигло их, постигнет и нас. Эй, сенешаль! Наполни мне чашу вином, подсласти его, мой славный, да подбавь немного горячей воды, только самую малость, ибо душа моя скорбит по этим стародавним временам и рыцарям. И они, бывало, пили и пировали, а где они теперь? — исчезли? — нет, не совсем исчезли; ибо не ловит ли взор их неясные очертания, когда, мерцая латами, они проходят нестройной чередой по запустелому романтическому царству, а рядом, за дамами с распущенными волосами, мальчики-пажи несут длинные шлейфы? Да; вот они перед нами. Поэт видит их в туманной стране Фантазии и слышит то дальний трубный звук, возвещающий о турнире и битве, то смутное пение струн лютни во славу любви и благородных красавиц! Блаженное свойство поэзии! Словно глазное снадобье дервиша дает она видеть сокровища там, где глаз осла вовсе ничего не заметит. Неоцененные сокровища воображенья. Я вас ни на что не променяю; ни на что, даже на золотые горы. Налей-ка еще, мой славный сенешаль, мой добрый гуляка; а долг за мной запиши на дверях сего приюта — не иначе, как дух старины подмешан в твой бесподобный напиток, и дивные тени принцев и принцесс кивают нам сквозь приятный дымок трубки. Знаете ли вы, в каком году жители сказок покинули берега Рейна? Задолго до того, как был сочинен путеводитель Мэррэя, задолго до того, как по водам могучей реки запыхтели, задымили пароходы. Знаете ли вы, что в далекие-далекие времена явление одиннадцати тысяч британских дев почтено было в городе Кельне за чудо? Теперь их ежегодно заявляется сюда по двадцать тысяч, да еще с горничными. Но об этих более ни слова — вернемся к тем, кто были прежде них. Много-много сотен тысяч лет назад и как раз в тот период времени, когда в самой поре было рыцарство, на брегах Рейна приключилось одно событие, о каком уже написана книга, так что в достоверности его положительно можно не сомневаться. Повесть пойдет о дамах и рыцарях, о любви и сраженьях, о победе добродетели; о принцах и знатных лордах, да о самом избранном обществе. Коли вам угодно, благосклонный читатель, вы ее узнаете. А у вас, милые дамы и девицы, пусть счастие в любви будет столь же полно, как у героини этого романа. Промозглым, дождливым вечером, в четверг, 26 октября вышеозначенного года, путник, оказавшийся в такое ненастье без крова, увидел бы другого такого же странника, продвигавшегося вдоль дороги от Обервинтера к Годесбергу. Он был невысок, но богатырского сложенья, и время, избороздившее и вытемнившее его щеки и подпустившее серебра в его кудри, объявляло во всеуслышанье, что знается с этим воином вот уже добрые полвека. Он был облачен в кольчугу и сидел на могучем боевом скакуне, который (хоть одолел в тот день путь поистине долгий и трудный) легко нес своего господина, его оружие и поклажу. |
