– Слайт... – прошептал Молох.

– Нет. Слайт еще не добрался до нас. Он только приближается. Это только морок. Случайный псионический эффект, эхо.

– Гидеон Гидеон Гид Гидеон...

– Карл?

– Помоги мне помоги мне помоги мнеее...

– Трон! Карл?

Призрак присел в одно из кресел, стоящих в гостиной. Его очертания продолжали дрожать и мерцать, словно изображение прокручивали на разных скоростях, словно оно повторялось и наслаивалось само на себя.

– Гидеон, пожалуйста. Мне мне больно больно. Мне больно. Помоги мне.

– Карл, уже слишком поздно.

– Ой, больно. Я могу я могу справиться я могу.

– Нет, Карл, не можешь.

– Гидеон, я могу. Если ты ты ты поможешь мне. Ты должен мне мне должен мне должен мне. Я работаю с тобой с самого начала. Я остановил Молоха в Петрополисе. Я сделал это. Сделал это. Сделал это. Я, Гидеон. Я помог Каре снова Каре Каре снова поправиться. Я спас вас от тварей за дверью. За дверью.

– Карл, я понимаю, что все это ты. Понимаю, чего ты пытался достичь, но уже слишком поздно. Тебя не спасти. Демон поглотил тебя.

Призрак мерцал. На стеклах стали появляться раздавленные мухи.

– Не говори говори так, Гидеон. Помоги мне справиться с ним. Помоги мне мне. Когда Слайт забрал меня, я подумал я подумал, что это конец это конец. Но потом я понял. Я могу им управлять. Я могу я могу я могу управлять им. Я могу повелевать им. Дай дай мне шанс. Представь представь, что мы сможем тогда, ты и я. Во имя ордосов. Во имя Империума. Во имя Империума. Во имя Империума. Я могу показать тебе, как работает все в варпе. В варпе варпе в варпе.

– Это только фантом! Ложь! – простонал Куллин.

– Я нет нет нет.

– Мы наблюдаем проявление последних усилий Карла, движимых его волей, – произнес Рейвенор через вокс-динамики. – Наблюдаем случай великой решимости.

– Гидеон.

Рейвенор подплыл к дергающемуся, расплывающемуся образу:

– Карл? Будь такая возможность, я бы помог тебе. Такая отвага не должна оставаться без вознаграждения, но я не могу спасти тебя. Ты погиб. Погиб еще в тот день, когда в тебя проник Слайт. Сама мысль о возможности повелевать подобным созданием есть пагубное заблуждение радикализма, над которым мы с тобой в свое время посмеивались.

Твоими помыслами движет гниль, поселившаяся в твоей душе. Слайт кормит тебя оправданиями и лживыми надежда ми, чтобы раздавить твою волю. То, что ты предлагаешь, неприемлемо для Инквизиции. И не может быть приемлемо ни для одного разумного человека. Не может быть приемлемо для меня.

– Нееет! Нет нет...

– Прости, Карл.

– Неееееееет!

Призрак утрачивает контроль над своими очертаниями. Он дрожит и колеблется, будто захваченный землетрясением. Я ощущаю его жгучую ярость. Окна гостиной трясутся, рамы трещат. Раздавленные мухи взмывают клубами сажи в воздух. Все вокруг наполняет гудение. Куллин кричит в ужасе, когда книги и всевозможные предметы начинают слетать с полок, а свитки пергаментов взлетают, точно серпантин, разбрасываемый во время парада.

Они напоминают мне о триумфальном шествии на Трациане Примарис, во время которого я был изувечен. На мгновение я снова оказываюсь там, в процессии, над которой струятся бумажные ленты и парят лепестки цветов. Сквозь серпантинные вихри я различаю возвышающуюся передо мной Арку Спатиана.

С проклятием, постигшим меня в тот день, я так никогда и не смирился, и даже не пытался. Но сегодня нас всех ожидает куда более страшное проклятие.

Я зову Карла, извиняясь и утешая его.

– Прости, – говорю я. – Прости.

Снова и снова повторяю эти слова.