Там случилось ЧП, — ответила Трана и добавила более тихим голосом, — И именно о вашем муже я и хотела бы поговорить. Точнее, о вашем отношении к нему.
Миголь дёрнула уголком губ. Да какое этой…переделанной дело вообще до её отношений с мужем?! Но Трану вовсе не хотелось оскорблять подобными резкими фразами.
— Хм…о моём отношении?
— Господин Клаус очень волновался о вас. Вы исчезли и пропадали где-то всю ночь. Вы могли пострадать.
Миголь слегка передёрнула плечами, припоминая крыс и встречу с хоккеистами.
— Но всё же в порядке? — невинно улыбнулась она.
— Да. Но всё же вы не должны так себя вести.
Ох уж эти мне проповеди! — вздохнула Миголь, чуть передёрнув плечами.
— Господину Клаусу и так сейчас нелегко приходится. Тем более, сегодня. А вы ведёте себя крайне эгоистично.
— Послушай, — Миголь повернулась к ней, чуть прикрыв глаза, — Какое тебе вообще дело до того, как я себя веду? И что ты так печёшься о своём хозяине? Кажется, подобная забота — дело официальной жены, не находишь?
Трана отодвинулась, отложив щётку.
Как будто отхлестали по щекам. Эта малолетка, которая совсем недостойна Клауса…
— Господин Клаус прибудет через час, как сообщил, — холодно проговорила женщина, поднимаясь и покидая ванную комнату.
Миголь понежилась в одиночестве какое-то время. Потом торопливо домылась и направилась в супружескую спальню ждать мужа. В голову настырно лезли мысли о Тране и муже. Они оба были несчастны. Они не могли и оставаться вместе как муж и жена, но не могли и расстаться.
По закону, дети с первичными именами воспитываются в интернатах до своего четырнадцатилетия, потом принимают женское имя и — кому повезёт — выходят замуж. Одиннадцать лет они должны жить с выбравшими их мужчинами, слушаясь во всём и впитывая различные знания (а мужчина должен обеспечить жене обучение какой-либо специальности, науке или виду искусства). На своё двадцатипятилетие женщина принимает мужское имя и статус, новоявленный мужчина обязан покинуть дом мужа и начать собственное автономное существование, дабы через пять лет привести в свой дом молодую жену. Или же не привести. Это правило вовсе не было таким жёстким, как другое — разрешение на инициализацию обязан выдать муж. Или не выдать. Однако мужчина не имеет никакого права жить с другим мужчиной, за это полагается смертная казнь. И потому женщин, которых отказались отпускать от себя мужья, корректируют, то есть при помощи серии операций превращают в подобие биологических женщин, существ, от которых давным-давно остались лишь легенды. Скорректированные женщины полностью зависят от своего мужчины, не обладают никакими правами, не имеют даже имени — только искажённое на женский манер мужское, судьба их полностью в руках бывшего мужа, который имеет право повторно жениться и выгнать бывшую жену из дому или оставить при себе на правах служанки. Но бывает и так, что мужчины женятся второй раз только для виду, но при этом продолжают любить свою первую жену, которую отказались отпускать от себя. Миголь часто думала, что она сама — как раз и есть та «видимость». Может быть, она стала такой врединой именно потому, что осознавала истинное положение вещей.
Впрочем, ей и Тране ещё повезло. В конце концов, они обе живут у Старшего Советника, бывшую жену не выкинули на улицу, когда в доме появилась новая. Да и на Миголь мог жениться какой-нибудь клерк, а то и простой фабричный работяга. В интернатах не делали разделений на «элиту» и «жён для низшего класса» — каждый пришедший мужчина был в праве выбрать в жёны и отличницу, и глупую вертихвостку.
Трагедия бедной Лайлы как раз и состояла в том, что, обладая талантом программиста и генного инженера, она оказалась женой обыкновенного попивающего наладчика на автомобильной фабрике. |