Скоростные лифты нас быстро вознесли на 31-й этаж. В квартире жили явно не бедные люди. Об этом свидетельствовали картины, иконы, да и вся обстановка. Всех участников вечеринки видимо уже разогнали, но в одной из комнат ещё работал видеомагнитофон. Шел «Пьяный мастер» с Джеки Чаном. Ах, как же мы его в молодости любили! Собирались в компаниях, махали руками и ногами в боевых стойках. А сейчас… Смотрю и лишь зеваю.

В другой комнате был накрыт стол. Количество опустошённых бутылок впечатляло. В квартире находилось большое количество народа.

В одной группе стояли милиционеры, о чем-то переговариваясь по рациям. В другой –

сотрудники нового министерства. Их я опознал по необычным синим беретам и полувоенной форме. Третья группа состояла из врачей в белых халатах. От них отделился представительный, пожилой мужчина с бородкой клинышком и подошел к нам.

- Профессор Самохвалов – представился он, пожал нам руки - Глубокое депрессивное расстройство, аффект. Склонна к аутоагресси. Пытался несколько раз с ней поговорить, успокоить, заболтать, но бесполезно. Нужно хотя бы пять-шесть часов. Она устанет и тогда…

- Где родители? – Чурбанов обернулся к моложавому милицейскому полковнику – Тремасов, кажется?

- Так точно, товарищ министр – полковник подтянулся – Дежурный по городу, лично выехал, чтобы контролировать ситуацию. Родителям позвонили. Мать на водах в Кисловодске, отец в командировке. Включили их по телефону, через мегафон, но она закричала, что сейчас спрыгнет и врачи…

- Релизором аутоагрессии может стать любое неосторожное слово родных – начал объяснять профессор – Мы полагаем…

- Все понятно – министр отстранил врача и подошел к окну. Я с Лехой встал позади. За нами толпились напряженные охранники.

- Мирослава! – Чурбанов выглянул наружу – Мы привезли Селезнева. Поговори с ним.

Пришла моя очередь выглядывать из окна. Там находился широкий карниз 31-го этажа, на краю которого сидела шмыгающая носом девушка лет 19-ти – 20-ти. Тощая, в черном, измятом платье. На голове воронье гнездо, лицо бледное, заплаканное. Впрочем, глаза голубые, яркие. Рассматривает меня внимательно и даже мечтательно.

- Точно, Селезнев – кивает сама себе – Иди сюда, поговорим. Смотри какой рассвет!

Я взглянул на небо. Рассвет действительно впечатлял. Кроваво-красное солнце уже показало из-за горизонта свой краешек.

- Хороший день, чтобы умереть – девушка шмыгнула носом

Я еще раз осмотрел карниз. До самоубийцы было метра 3. Ее ноги с острыми коленками болтались в воздухе. Стоит лишь чуть-чуть съехать попой вниз и все, сто метров полета. Или даже планирования – ветер достаточно сильный. Я с трудом сглотнул ставшую вязкую слюну.

- Ну что стоишь, ждешь? Давай сюда! Когда еще такую красивую Москву увидишь? Может песню еще напишешь – Мирослава мелодично пропела - «Дорогая моя столица, дорогая моя Москва…»

- Она провоцирует – из-за спины раздался голос профессора – И заодно себя накручивает

Я повернулся к напряженным мужчинам, поискал глазами полковника

- Тремасов

Милиционер протиснулся вперед.

- Слушаю, товарищ Селезнев

- Кто из оперов у вас с собой тут есть? Или постовых

- Вить, зачем тебе они? – удивился Чурбанов

- Раз спрашиваю, значит надо – я поискал глазами людей в милицейской форме. Тремасов махнул рукой и к нам подошел рыжий парень, на портупее которого висели… кобура с наручниками. То что надо. Я быстрым движением открыл кобуру, вытащил наручники, застегнул одно кольцо себе на запястье и хлопнув оторопевшего милиционера по плечу, прыжком перескочил на карниз. Сзади раздался двойной крик Чурбанова и Лехи «Куда?!».