Изменить размер шрифта - +
В общих чертах это должно выглядеть так: пилотка, приталенный жакет с нашивками, узкая юбка-карандаш длиной чуть выше колена, белоснежные короткие перчатки и яркий шелковый шейный платок. Плюс туфли на высокой шпильке.

— А цвет?

— Яркий, так как он должен быть виден на сцене издалека. Но не красный, не синий и не белый. Это слишком обычные цвета для стюардесс. Подберите несколько тканей на свой вкус, а потом мы определимся.

— Что-то еще?

— Форму командира экипажа для меня. Мой китель должен быть темно-синего цвета с золотыми нашивками, белая фуражка с золотой кокардой и отделкой золотым позументом. Можете взять за образец советскую форму, но украсим мы ее чуть по-другому, сделав более парадной…

В дверь мастерской стучат.

— Войдите — Львова как истинный гэбист на допросе переворачивает эскизы изображением вниз.

— Вить, тут за тобой приехали — в дверь заглядывает мрачный Леха — От Романова.

 

* * *

В приемной Генерального пусто. Если не считать секретаря и Председателя Гостелерадио Лапина, сидящего в кресле для посетителей. «Ужас советского телевидения» — увидев меня, поднимается навстречу и протягивает руку. На его лице отражается искренняя озабоченность. Поверить не могу своим глазам…! И это гроза останкинских редакторов??

— Виктор, как вы себя чувствуете? — Лапин тревожно рассматривает мою голову, видимо пытаясь отыскать на ней следы ранения — Я заезжал к вам в больницу сразу после этого несчастного случая, но вы спали. Врачи не разрешили вас беспокоить. А потом эта командировка… Вот только сегодня утром вернулся.

— А уже установлено, что это был несчастный случай? — я приветливо киваю секретарю и усаживаюсь рядом с Лапиным.

— Следствие еще идет, пока под подозрением двое монтажников, которые плохо закрепили софитную ферму. Это такой позор для Останкино… Американцы, концерт…

Мне неприятна тема разговора, я больше не хочу вспоминать об этом ужасе, поэтому быстро меняю тему.

— Но ведь запись получилась неплохая — я смотрю в окно. Там недалеко виднеется красиво подсвеченная Спасская башня. Перевожу взгляд на часы. Девять вечера. Я обещал маме быть дома не позднее десяти — уже ясно, что не успеваю. Врачи рекомендовали мне соблюдать режим работы и отдыха, но «покой нам только снится».

— Да, концерт получился отличным, на следующий день все досняли. Нас просто завалили письмами и телеграммами с просьбой его повторить. Но конечно главное украшение этого концерта ваши песни. Теперь они постоянно звучат в эфире.

Лапин держится с достоинством, но понятно, что ситуация с моим ранением напрягает его. И, похоже, он теперь считает себя моим должником. Конечно, хорошо иметь такого влиятельного человека в должниках. Но это с одной стороны. А с другой стороны, Лапин — протеже Брежнева. И Романов теперь расставляет везде своих людей. Так что, сколько еще Лапину оставаться влиятельным человеком и занимать свой высокий пост? И кто придет ему на смену…?

— Григорий Васильевич ждет вас — секретарь кладет трубку телефона и открывает передо мной дверь кабинета. Я вхожу внутрь. Тут все по-прежнему, за исключением того, что Романов сидит за длинным столом для совещаний и что-то раздраженно чиркает на документах.

— Как самочувствие? — Генсек откладывает бумаги и внимательно смотрит на меня

— Спасибо, получше — я присаживаюсь рядом, по привычке всматриваюсь в документы

— Ну ты и жук, Витька — смеется Романов — Опять подсматриваешь

— Чисто автоматически, Григорий Васильевич — улыбаюсь я в ответ — Может, что подтолкнет мои…э… способности

— На, смотри.

Быстрый переход