— Мнда… — я чешу в затылке. Прокололись наши чекисты — А откуда знаете, что корейцы?

— Услышал случайно разговор Славы с Альдоной — Кламич поднимает на меня глаза — Вить, извини, но я подумываю уйти со студии.

— В каком смысле? — обалдеваю я.

— Вера была последней каплей. Мы же с ней если не дружили, то нормально общались. Я у ее родителей в гостях был, а она… Вчера утром до завтрака пришла ко мне в номер. Поговорить. Начала жаловаться на тебя, на коллектив. Потом ей стало плохо. Я побежал за Татьяной. Сегодня смотрю — паспорта нет! Выкрала!

Трамп красава! Всего за сутки умудрился сделать ей визу во французском посольстве. Вера тоже актриса! Я матерюсь про себя. Конец ей. Я не я буду, если… А что собственно, если?!

— Ну предала она нас — успокаивающе кладу я руку на плечо Клаймича — Не она первая, не она последняя. Григорий Давыдович, с этого корабля спрыгнуть не получится.

— Меня родственники в Израиль зовут — с заминкой произносит директор — Обещают хорошую должность в Израильском филармоническом оркестре…

— Езжайте! — пожимаю я плечами — Держать не буду. Только потом… Когда мы дадим первый концерт в Белом доме…

— Как в Белом доме? — открывает рот Клаймич.

— А вот так — подмигиваю я директору — Картер сам мне предложил…

У меня с коньяка слегка развязался язык, чувствую, что понесло. Как говорится, «кто не врет, тот спокойно живет».

— Потом жалеть будете, что так не вовремя бросили нас.

Клаймич обалдело смотрит на меня, вытирает лоб шелковым платком. Сигарета тлеет — вот-вот пальцы обожжет. В воздухе повисает мхатовская пауза.

— С Верой я решу вопрос — усиливаю я напор — Ответьте только: вы со мной?

— Куда ж я денусь с этой подводной лодки — наконец, отвечает мне директор фразой из моего же анекдота — конечно, я с тобой.

Когда я объявляю коллективу об «отпуске» Веры и ее неожиданном отлете в Париж, в холле на несколько секунд воцаряется тишина. В глазах людей изумление вперемешку с недоверием: «а что, так можно?!» Лишь Альдона тревожно смотрит на меня, понимая, что произошло нечто неординарное, и никакой демократией здесь не пахнет. Но я уверенно демонстрирую народу полное спокойствие и хорошее настроение, так что причин для беспокойства у коллектива вроде бы и нет.

— Даю всей группе те же две недели на отдых, на поездку домой и устройство личных дел. Музыкантам только десять дней. Потом мы садимся в студии, готовим репертуар к гастролям в США. Как всегда, добавим еще 3–4 новых песни.

— Идеи уже есть? — деловито интересуется Клаймич. Ну, вроде отпустило мужика…

— Конечно, есть! С музыкальными темами я вполне определился, сейчас тексты к ним в голове сочиняю. Хвалиться пока не буду, но надеюсь, что это будущие хиты. Тьфу-тьфу-тьфу! — стучу я по подлокотнику.

Суеверный Клаймич повторяет мой жест. За ним стучат по дереву все остальные. Настоящая «коза ностра»! Глаза у музыкантов тут же загораются интересом. И это отлично. Сейчас самое оно — переключить внимание людей с сомнительных новостей о Вере.

Нет, а чего? Мысли о том, что именно нам необходимо добавить в репертуар для Штатов, у меня и правда уже есть. Одна вещица будет забойная, вторая лиричная, третья с сахарком — все как любит американская публика. Аранжировки сделаем в нашем узнаваемом стиле, но при этом попробуем представить американцам совершенно новое направление. Нужно бы осторожно проверить их реакцию.