Мы, наконец, пожимаем друг другу руки, Ретлуев окидывает меня критическим взглядом.

— Давно на вэсы вставал?

— Уже и не помню когда, если честно.

— Плохо. Тэряешь форму.

— Вы же меня знаете — пожимаю я плечами — как потерял форму, так и наберу ее. Неделя-две интенсивных тренировок, и я снова на коне.

— Вот и провэрим. Вперед!

Пробежка, скакалки, физо, бой с тенью с утяжелениями на руках — к завтраку я уже никакой, но Ретлуев и не собирается отставать от меня.

— Едем в Динамо. Там сейчас наша сборная трэнируется.

— Ильяс! — тут я уже взвыл — Меня же отчислили. Ну, зачем мне туда ехать?

— Ничэго, тебе полезно будет. Посмотришь на Спартакиаду, на уровень подготовки наших ребят. Сегодня финальные бои.

Деваться некуда, под строгим взглядом Ильяса я плетусь собираться. Пока я копаюсь, пока ищу в кладовке перчатки и капу, приезжает Леха.

Мамонт обнимается с Ретлуевым, сажает себе на плечи Хатико. Песик громко лает, радуясь новому развлечению, а мне вот совсем не весело. Жопой чую, что хочет меня Ильяс под какой-то позор подвести, чтобы встряхнуть, как следует. Поди еще и с Веверсом эту «спецоперацию» согласовал.

* * *

У спорткомплекса Динамо столпотворение, и мы втроем, чтобы не возбуждать народ, заходим с черного входа. И тут же натыкаемся на тренера сборной.

— О, Селезнев! — искренне удивляется Киселев, пожимая руки — А как раскабанел-то… Сколько же в тебе сейчас?

— И ничего я не раскабанел! Утром было семьдесят восемь — мрачно отвечаю я и оглядываюсь. В коридоре снуют люди, многие узнают меня, останавливаются и начинают глазеть на нас издалека. Ага… главный клоун Союза приехал.

— Значит, до полутяжа уже добрался — хмыкает тренер

Ну, да — последний месяц выдался тяжелым. Бегать было некогда, стресс я частенько заедал, особенно по вечерам на жор пробивало. А японская, да и французская кухня… — она ой, какая вкусная! Кубики моего пресса еще не пропали, но уже подзатянулись легким жирком. И скажем совсем честно — если бы не неделя депрессии, когда есть мне совсем не хотелось, то на весах уже и все восемьдесят могли бы быть.

— Зачем приехали? — интересуется Киселев шикая на окружающий народ. Помощники тут же растворяются в пространстве.

— Себя показать, на других посмотрэть — дипломатично отвечает Ретлуев.

— Ильяс, не будет никаких «себя показать»! — жестко отвечает тренер — Селезнев отчислен из сборной. Точка!

— Алэксей Иваныч, зачем обижаешь? Ты же знаешь ситуацию Вити.

— Он певец? Вот пусть и поет! А у нас Олимпиада на носу, мы не можем под его гастроли подстраиваться. Твои песни на ринге, Витя, никто слушать не будет. Особенно кубинцы.

Киселев зло смотрит на меня, я опускаю голову. Рядом тяжело вздыхает Леха. Его труд тоже получается похерен.

— Да, я подвел вас, Алексей Иваныч. Дайте хотя бы с ребятами поздороваться.

— Зал там — кивает направо Киселев.

Мы не солоно хлебавши идем к выходу.

Финальные бои уже закончились, публика расходится с трибун. Меня тут же окружают улыбающиеся сборники — крепко жмет руку Саша Бодня, хлопает по плечу наш тяж Женя Горстков. Не забыли еще!

— Селезнев! Подпиши пластинку!

— И мне, и мне!

— А когда следующий альбом?

Вопросы так и сыпятся, мой же взгляд прикован к рингу. Там снимает перчатки молодой коренастый парень с щеточкой усов на верхней губе.