Изменить размер шрифта - +
Его кстати, опрашивали - приезжал следователь из милиции и узнавал подробности перестрелки "под которую попал в Нью-Йорке советский турист". Ставлю себе в уме галочку - переговорить с Щелоковым. Меня все больше тревожит отсутствие Чурбанова и Брежневой. Они бы мои проблемы могли бы решить еще быстрее. Или теперь мне следует говорить "могли" в прошедшем времени?

После совместной фотографии, я звоню Вере. Девушка дома и с радостью откликается на мое предложение о встрече. Договариваемся сходить на каток на Патриарших прудах. Я прыгаю в "Волгу" и через полчаса уже взяв Веру за руку, наворачиваю круги на Патриках. Народу много, спасают нас от всеобщего внимания натянутые под нос шарфы. На улице подмораживает, падает слабый снег. Раскрасневшаяся Вера - чудо как хороша. Девушка прилично катается и даже умудряется меня подстраховывать, когда я теряю равновесие. Накатавшись вдоволь, мы сдаем коньки обратно в пункт проката и я предлагаю прогуляться до съемной квартиры на улице Горького. Благо идти пешком четверть часа. Мы отпускаем "Волгу" и опять взявшись за руки, идем по заснеженной Москве. Я уже даже не припомню, когда я мог так спокойно отдохнуть в компании любимой девушки, не думая о судьбах Родины, политических интригах...

По дороге заходим в Елисеевский магазин. Точнее пытаемся зайти, так как сразу упираемся в большую очередь. В магазине выкинули красную рыбу и народ тут же встал за дефицитом. Пришлось обходить здание магазина с другой стороны и сняв шарф, идти через подсобку. Выяснилось, что грузчики и товароведы тоже слушают группу Красные звезды и мы вышли из Елисеевского нагруженные деликатесами. Вместе с красной рыбой нам завернули батон сырокопченой колбасы, банку черной икры, головку голландского сыра, тушку курицы, бутылку Цинандали. В соседней булочной, уже без какой-либо очереди, мы спокойно купили батон свежего белого хлеба.

Мы вместе готовим не то поздний обед, не то ранний ужин. Сталкиваемся локтями, целуемся. В какой-то момент Вера обнимает меня сзади и произносит сакраментальное: "Я тебя люблю!". Это главные фразы в жизни любой женщины. И тут нельзя ошибиться.

- Я тоже тебя люблю! - поворачиваюсь к ней, целую. Мы не можем оторваться друг от друга. Распаляясь, начинаем стаскивать одежду. Рвутся пуговицы, шуршит ткань, мы задыхаемся от страсти. Все происходит прямо в кухне. Я усаживаю Веру на стол, развожу ее ноги и это даже нельзя назвать проникновением. Это вторжение! Девушка подается вперед и громко стонет.

- Еще! Сильнее!

Стол раскачивается и скрипит. Финишируем мы одновременно и с каким-то неземным наслаждением. Я буквально падаю на Веру. Девушка обнимает меня, гладит по потной спине.

- Сделал дело - вымыл тело! - шепчет мне на ухо. Идем вместе в душ.

Вытеревшись и перекусив, мы включаем телевизор. По первому и второму каналу идут балеты "Жизель" и "Щелкунчик". Не "Лебединое озеро", конечно, но как бы тоже намек. Неужели Ильич скончался? Я еще раз набираю "Чурбановым". Длинные гудки. Роза Афанасьевна? И опять мимо. Веверсам звонить нельзя - они и сами на прослушке могут быть. От нечего делать звоню Завадскому на съемную квартиру. На заднем фоне слышу музыку, громкий гомон голосов, смех Роберта. Сходу получаю предложение приехать на "квартирник" и "немного расслабиться".

Квартирники в это время называли "сейшенами". Коротко и емко. Название, конечно, пошло от джем-сейшена, но сейчас зачастую, ни о какой свободной игре на музыкальных инструментах речи уже не идет. Гораздо чаще все скатывается к банальной пьянке под прослушивание новых западных дисков, танцам и непременному обсуждению последних сплетен из мира западной музыки. Причем, именно сплетен, потому чтобы получить достоверную информацию молодежи было практически неоткуда. Главным источником сейчас служит Би-би-си и ее "Программа поп-музыки из Лондона" Севы Новгородцева.

Быстрый переход