|
Правда, больно злые, раздражительные. Ну а так… — А ты никогда не раздражаешься? Я покачал головой: — Дык не из-за чего. Я всегда всем доволен. Как говорил мудрый дядя Том, что жил в хижине, все к лучшему в этом лучшем из миров. И люди в нем все хорошие, как говорил другой… Если с ними по-доброму, то и они по-доброму… Она рассматривала меня внимательно. Кошка тоже приподняла голову, — взглянула с неудовольствием и злобно прищурилась. — Странный ты… Но такие люди мне нужны. Незлобивые. А почему здесь злые, как думаешь? — Наверное, — предположил я, — комета такая над ними прошла. Дурная. А люди изначально добрые. Могут даже строить светлое будущее для всего человечества. Ее глаза взглянули остро. — Комета?.. Ах да, про кометы еще не говорили. Сядь вон туда, чтобы от тебя не так сильно пахло, будешь рассказывать. Я поклонился, развел руками. — Да что вы, ваша милость, я и постою, не беспокойтесь. — Сядь, — произнесла она с металлом в голосе. — Кто знает, сколько я изволю расспрашивать. Я еще раз поклонился. — Сажусь, ваша милость. Но мы сидеть в присутствии господ не приучены. Нехорошо это. Она сказала чуть мягче: — Когда господа велят, надо садиться. Итак, что у вас за кометы такие летают? — Разные, — ответил я. — Бывает, хвост на полнеба! А другие помельше, послабее. Остальных только господа в замке видят, у них для этого особые зеркала есть. — Расскажи про эти зеркала! — потребовала она. Я развел руками. — Да рази ж я их видел? — Но ведь слышал что-то? — Слышал, — признался я и повесил голову, — дядя Ганс, он у господ дослужился до конюхов, пересказывал, как ему жаловалась Глэдис, она убирает в комнатах, что господа смотрят не только на кометы, но и на всякие агромадные камни в небе! Врет, поди, откуда в небе камни, да еще агромадные, но врет так складно, что и дядя Ганс заслушивался, и у нас у всех мороз по коже, когда он пересказывал, какие эти камни огромные. А иные и не камни вовсе, а целые земли, только либо совсем мертвые, либо такими населены, что только во сне привидятся, да и то после плотного ужина прямо перед сном на левом боку… Она вслушивалась в каждое слово, глаза стали цепкими, потребовала повторить все, что рассказывал этот дядя Ганс, я послушно рассказал о планетной системе, о кометах, астероидах, что такое Луна, все это перемежая своими комментариями, что вон придумают же господа такую блажь, это у них игра такая, наверно, кто больше соврет и не собьется. Упомянул о звездах, что это, мол, не серебряные гвоздики, которыми небо приколочено к некой тверди, а очень яркие светильники, но они так далеко, что чем сильнее зеркало, в которое господа смотрят, тем звезда мельче и слабее… Я говорил то хмыкая, то всем видом показывая полное недоверие к такой брехне, мол, придумают же такое: земля круглая, да еще и вертится, ведь известно же, что на трех китах! Раньше покоилась на трех слонах, а те стояли на агромадной черепахе, что плавала по морю, но слоны часто чесались, землю шатало, из-за чего на ней часто бывали бури и наводнения, а то и землетрясения, вот господь снял ее со слоновьих спин и возложил на трех китов, что плавают по тому же безбрежному морю почище любой черепахи. А вот когда достигнут края океана, тут и наступит конец света… Она иногда хмурилась, но не перебивала деревенского увальня, а то собьется и забудет, у этих детей природы мозги совсем тупые и медленные, хотя запоминают хорошо, ведь мозгам больше заняться нечем, как запоминать. — Вот такие у нас кометы, — закончил я, тут же спохватился: — А че это я? Вроде бы говорил за кометы… — Это я тебя вопросами сбила, — успокоила она. — Увела в сторону. |
