|
Всадник пытался подъехать на коне и ударить сверху длинным странно голубым мечом, похожим на тонкую пластину льда из горного озера, но страшный с виду конь хрипит и пятится от ужасного пса.Я заорал:– Деритесь!.. А ты, тварь, повернись…Бобик, услышав мой голос, быстро метнулся вперед и ухватил зубами переднюю ногу лохматого коня. Всадник замахнулся мечом, но Бобик молниеносно отпрыгнул.Конь завизжал дико, рванулся, упал на бок, всадник выкатился, а конь, хромая, заковылял прочь.Я не успел к всаднику, он вскочил моментально, капюшон все так же закрывает голову, даже глаза скрыты краем, он может видеть меня только от пояса и ниже…Мой удар он отбил с такой силой, что руки онемели, я отступил, сердце затрепетало в страхе: это точно не человек.Он проговорил таким нечеловечески скрежещущим голосом, что так могла говорить разве что пролежавшая под жгучим солнцем миллионы лет скала:– Ты… зря…– Ты тоже, – вскрикнул я. – Зачем тебе это? Ты же выше этой мелочи!Он проскрежетал:– Умри!Его меч пошел вниз со страшной силой. Я приготовился парировать, но в последний миг отпрыгнул, ударил сам в коротком замахе. Он успел уклониться, лезвие сорвало капюшон, я похолодел, увидел смертельносинее лицо с красной щелью рта и красными глазами. У него лицо человека, но это зверь; я отпрыгнул и лихорадочно прикидывал, что же делать, а он вдруг повернул голову к дереву, где все еще стоит бледная как смерть Ротильда, протянул в ее сторону руку и произнес короткое слово, что показалось мне сгустком ярости.В его руке появился длинный кинжал.– Умри! – крикнул он.Я бросился на него с поднятым мечом, однако нож вырвался из его пальцев с такой немыслимой скоростью, что я увидел только смазанную серебристую полосу, что протянулась от его пальцев до груди Ротильды.– Сволочь! – заорал я.Лезвие моего меча ударило по его руке в районе локтя. Мои пальцы онемели от удара, раздался хруст, рука вздрогнула, половина отделилась и рухнула на землю, я с холодом в душе рассмотрел, что она из камня.Синелицый повернул ко мне страшное лицо.– Ты… осмелился…– Еще не то увидишь, – пообещал я. – Сдавайся! Он пошел на меня, быстро размахивая мечом, и, как я ни пытался защититься, он и с одной рукой выглядит лучшим воином, чем я с двумя. Я больше уклонялся, а он шел за мной и рубил, и рубил.– Да чтоб ты сдох, – прошипел я и сам пошел в атаку.Он принял два удара и вдруг парировал так, что мои руки онемели до локтей, а мой меч взвился в воздух и, пролетев ярдов пять, упал далеко в стороне.Я застыл, часто дыша и не зная, что делать, а он хрипло расхохотался:– Я сражался две тысячи лет!.. Кто может быть лучше…Я прыгнул вперед и, ухватившись изо всех сил за руку с мечом, другой ударил ему в зубы. Голова лишь чуть дернулась; ударил снова и снова, заныли разбитые в кровь пальцы, а он искривил губы в насмешливой ухмылке:– И это все?– Нет, – ответил я.Он не успел среагировать, а я пригнулся, дернул его на себя, поднялся с трудом, словно поднимая каменного слона, с силой бросил оземь. Земля вздрогнула и загудела.Сердце мое застучало в отчаянии, он не рассыпался, а поднялся достаточно легко, жестокое синее лицо искривилось в жуткой гримасе.– Не ожидал?– Это хорошо, – сказал я, – я ж целых три часа не дрался! Как жить?Он ответил скрипящим голосом:– Тебе жить… не придется.Обрубок руки начал медленно удлиняться, я так ошалел, что упустил момент, когда этот синелицый смотрит очень сосредоточенно на руку, отращивая ее, а когда опомнился и бросился к нему, он уже сцепил отросшие пальцы в кулак и метнул мне в лицо. |
