|
Растер наконец забросал остатки костра землей, затоптал, лицо его оставалось непривычно серьезным. – Знаете, сэр Ричард, я бы не решился сказать этого отцу Дитриху, но вам скажу откровенно… По моему глубокому убеждению, в раю женщин нет! Женщина для рая просто опасна. Я поднялся, хмуро подумал, что и тут, в диком лесу, где бабами и не пахнет, все равно говорим о них. И хоть ругаем, но говорим и думаем о них. – У меня теперь тоннель, – сказал я. – Зайчик, Бобик и тоннель!.. Глава 4 Обратно ехали той же дорогой, снова дорога вильнула, а мы с пригорка рассмотрели гигантскую зеленую женщину. Отсюда ракурс похуже, голова маленькая, зато жопа большая, ягодицы не просто горы, а сочные горы, я проворчал с тоской: – Никуда от баб не деться… даже здесь они настигают. Растер спросил задумчиво: – Может, нам мерещится? Никакой бабы там нет? – А что? – Да просто кусты. – Обоим разом померещилось? – А что нам еще могло померещиться? Домики, собачки?.. Не дети, поди… Я кивнул, дальше поехали, не оглядываясь. Видимо, кто-то из туристов или созревающих подростков прошлой эпохи на ходу создал этот вот образ на подходящем месте. Ну, как мы рисовали баб с вот такими на стенах общественного туалета или чертили прутиком соблазнительные контуры на песке… Дорога снова опасливо вильнула, на всякий случай обходя черную башню, что, как чудовищный кусок угля, вздымается к безмятежной безоблачности. По иссиня-черным стенам блещут грозовые сполохи, хотя небо чистое. Вокруг башни свежая зелень трав и кустарников, мир чист, носятся бабочки, жуки, по зарастающим стежкам-дорожкам прыгают кузнечики. Я то и дело поглядывал на это пугало, напоминает осколок снаряда, воткнувшийся в землю, но острием все еще направленный вверх. – На чьей земле? – спросил я и, не дожидаясь ответа задумавшегося Растера, сказал державно: – Впрочем, неважно. Зачислю в памятники старины, а это значит – собственность государства. – Государства? – То есть моя, – пояснил я. Растер кивнул. – Никто возражать не будет, сэр Ричард! Такие замки пользуются дурной славой. Все равно никто туда не ходит, забирайте. Еще и спасибо скажут. Вы скажите лучше, что с драгоценностями делать будете? – Миркус проверит, – объяснил я, – нет ли среди них чего-то полезного. В смысле, с магическими свойствами. А так… все на продажу. Я не ворона, чтобы таскать в гнездо блестящие побрякушки. – Золото должно работать, – согласился он. – Только там много стариннейших монет. – И что? – Их можно продать дороже. Намного! Я вздохнул. – Некогда. Мне уже сейчас нужны средства, чтобы выдать аванс, а затем оплачивать две-три бригады дюжих каменорубов. Пусть стараются, работают посменно. Еще нужно построить им барак для жилья и наладить доставку продуктов… да много чего нужно! Он посматривал сожалеюще, но помалкивал. Он рассуждает, как нормальный человек, я – как державный деятель. И хотя я сам порой не знаю, что это такое, и путаю свой карман с государственным, но стараюсь быть по возможности честным. Чтобы оправдать свое странное для общечеловека отношение к произведениям древнего искусства, как же – археологические находки, я заранее занес их все одним махом в язычество, а это значит, что как верный паладин церкви я просто обязан переплавить сатанинские изображения в золото. Можно бы и такими монетами расплатиться, кто спорит, камнерубы будут только рады, но отец Дитрих воспротивится: пропаганда языческих ценностей, подрыв христианской базы и еще много чего можно мне присобачить, не особенно и напрягаясь. |
